Во власти женщины

Какой-то человек подсел ко мне на скамейку и предложил мне сигарету (от которой я отказался), ему хотелось завязать приятельские отношения. А еще лучше дружеские. Он наклонился ко мне и сообщил, что в пять утра была великолепная погода. Он был уверен, что в пять утра я еще спал и не видел рассвета. Я кивнул: действительно, я его не видел. Над городом стоял совершенно необыкновенный, сияющий свет, объяснил он и снова склонился ко мне под каким-то неестественным, немыслимым углом и коснулся локтем моего паха. Я отодвинулся, но ничего не сказал. Он повторил свой маневр, тогда я встал и сказал, чтобы он прекратил. Он обезоруживающе развел руками и сказал, что я могу не волноваться, он предпочитает женщин. Не стоит беспокоиться. Вообще-то, у него были отклонения в сторону, но он пришел к выводу, что женщины куда лучше. Я сказал, что он может предпочитать кого угодно до тех пор, пока его предпочтения не распространяются на меня. Он встал, собираясь уйти, вежливо попрощался и сказал, что я должен подумать и завтра все-таки встретить рассвет. Вероятность, что рассвет и завтра будет таким же прекрасным, достаточно велика.

После этого я стал более скептически относиться к своей новой привычке постоянно куда-то ходить и бывать среди незнакомых людей. И все-таки мне казалось, что это лучше, чем сидеть дома и торопить время, мысленно проживая будущее.

260)

Я поливал цветы у моих родителей и получал приходившие им письма и газеты, сами они на Пасху уехали в горы. Отец оставил дотошно-подробную записку, в которой убедительно просил, чтобы я не забывал подкармливать семечками беличье семейство, жившее в саду. Пакет с семечками был водружен на такой пьедестал, что не заметить его мог только слепой или человек в разгаре оргазма. Я, конечно, заметил пакет, вынес его в сад, рассыпал семечки по лужайке и был удивлен и обрадован, когда ко мне сбежались белки. Я вдруг понял, почему так волновался отец, и почувствовал укоры совести из-за того, что так долго отказывал ему в понимании.

В пачке адресованных родителям писем, естественно, было письмо от Марианны. Оно отличалось от других писем хотя бы тем, что было от нее. Оно лежало в пачке, как прочие письма, но было от нее. Я подержал его над паром и распечатал.

Марианна много писала о погоде и о том, что в нынешнем году на острове будет богатый урожай морошки, а вообще, ей очень хорошо живется у моря, и уже в самом конце было несколько слов обо мне.

261)

Марианне очень жаль, что наши отношения закончились так нелепо. И если мои родители считают, что могут хоть немного повлиять на меня, не согласятся ли они посодействовать тому, чтобы я ей написал. Заранее благодарю, писала Марианна. В письме к моим родителям. В письме, о котором я, по ее расчетам, ничего не должен был знать.

Это так плохо вписывалось в то представление о жизни, которое я к тому времени себе выстроил, что я не знал, как мне переварить эти новые, тревожные сведения о Марианне. Однако довольно быстро мне удалось вытеснить их из моего сознания. Я так основательно вытеснил из своего сознания письмо Марианны, как будто никогда и не читал его. А потом я сел за стол и съел большую порцию корнфлекса.

262)

Еще один день в парке. Пришел какой-то папаша с маленькой дочкой. Не ребенок, а просто юла, она неугомонно носилась вокруг и только по чистой случайности избегала столкновения с красными и желтыми велосипедами мальчиков постарше. Девочка обнаружила фонтан и сообразила, что в него можно кидать камешки. Она кидала камешки и бурно радовалась их плеску. Должно быть, это казалось ей чем-то восхитительным и сказочным. Отец исполнял все ее прихоти. Он ползал на четвереньках, ища камешки, которые были бы настолько малы, чтобы она сумела их бросить дальше чем на полметра. Ее восторг был беспределен. Она готова была бросать камешки без конца. Отец взглянул в мою сторону (я сидел рядом) и сделал извиняющееся движение, мол, со стороны все это, конечно, выглядит странно, но что поделаешь, и, как бы там ни было, его дочь — необыкновенный ребенок, который имеет право самовыражаться столько, сколько ему это необходимо. Я, конечно, развел руками, как бы говоря: пожалуйста, ради бога.

Хотя девочка стояла на краю фонтана, над самой водой, она редко попадала камешком в фонтан. Но ее счастье было столь безгранично, что я невольно задумался. При виде этой безыскусной искренней радости я задал себе вопрос, чем я-то, собственно, занимаюсь. Ответа у меня не было, и это несколько сбило с меня спесь. Я пошел домой и напек вафель. Так много, что добрую половину пришлось заморозить.

263)

Отныне никаких сигарет. Я бросил курить. И жил в уверенности, что таким образом сберег себе немало времени. И только затем, чтобы доказать самому себе, что я перестал торопить время, я несколько раз умышленно опаздывал к трамваю и говорил себе: пустяки, поеду на следующем.

264)