Во власти женщины

В парикмахерском кресле я весь напрягся, но так и не собрался с духом, чтобы спросить, зовут ли человека с ножницами Тимом, однако по описанию Марианны невозможно было определить, он это или не он. Парикмахер спросил, в чем проблема, и я ответил (что было истинной правдой), что никакой проблемы нет, просто он должен подстричь меня покороче. Насколько короче? — поинтересовался он, и я объяснил, что он должен срезать столько волос, чтобы не оставалось никаких сомнений. В чем? — спросил он. В том, что я подстрижен коротко, сказал я.

И он подстриг меня так, чтобы сомнений не осталось. «Коротко» было самое подходящее слово, и меня даже позабавило, что случайно брошенное слово может оказаться настолько точным.

277)

Правда, оказалось, что меня стриг вовсе не Тим, и Марианна обиделась, что я не последовал ее совету. Я не нарочно, сказал я, но Марианна считала, что все случилось по моей вине, а мои оправдания, будто я не знал, как выглядит Тим, не выдерживают никакой критики. Мне следовало удостовериться, что человек с ножницами и есть Тим. Я этого не сделал и теперь был наказан. Оказалось, что я нелепый, глупый и никогда ничего не умел. От моей беспомощности можно сойти с ума. Я робко сказал, что, если бы настоял на том, чтобы меня стриг Тим, я тем самым поставил бы под сомнение искусство другого мастера. Ну и что из того? — возмутилась Марианна. Как бы там ни было, меня несомненно подстригли хорошо, однако Марианна не могла удержаться от замечания, что мы теперь никогда не узнаем, как бы я выглядел, если бы меня подстриг Тим. Да, уже не узнаем. Я был вынужден с ней согласиться.

278)

Вечер в городе, мужская компания и много пива. Были Бент, Гленн, Халфред и еще кое-кто. Мы напились и заговорили о девушках. Я был не из тех, кто выпил меньше других, и прошелся по адресу Марианны. Сообщил со смехом, какой тип трусиков она предпочитает. И тут же пожалел.

279)

Однажды вечером Марианна пришла ко мне в гости. Она принесла пакет яблок. Погладив мои стриженые волосы, она сказала, что у меня приятная форма головы.

280)

Через неделю она мне позвонила, я играл в лудо с Халфредом. Она сказала: знаешь что, и я ответил: нет, не знаю. Она много думала, сказала Марианна, и пришла к выводу, что нам нужно снова съехаться. Она в самом деле так думает? Вскоре выяснилось, что она и в самом деле думала так.

Я сказал, что по первому впечатлению мне эта мысль не показалась удачной. Поскольку, по-моему, из этого ничего не выйдет. Марианна фыркнула и сказала, что я не должен придавать слишком большое значение первому впечатлению. Ладно. Я об этом подумаю.

Я рассказал Халфреду о предложении Марианны. Н-да, сказал он и вернул все мои четыре фишки в исходное положение. Потом засмеялся и сказал, что с моей стороны было глупо поставить в домик сразу все четыре фишки. Смертельно опасно. Я мужественно отнесся к своему проигрышу и постарался сосредоточить все мысли на Марианне.

Халфред предложил сыграть еще раз, и я сказал: отчего не сыграть.

281)

Теперь она стала приходить чаще, чем раньше, я имею в виду Марианну. Четыре вечера в неделю. Как и раньше, перед тем как мне лечь. Она считала, что нам надо о многом поговорить. Спрашивала, помню ли я то или другое, я все помнил. Должно быть, ей очень нравилось, что есть вещи, которые только мы с ней можем помнить. И мне невольно приходилось признать, что это здорово. Она все болтала, и проходило много времени, прежде чем наши глаза встречались, и я, как всегда, был наготове, чтобы встретить ее взгляд. Я точно знал, как долго длятся паузы. Все возвращалось в свое русло.

282)

Однажды вечером, немного поразмыслив, я сказал Марианне, что, по-моему, бывают ситуации, которые можно пережить только один раз в жизни. Нужны события, которыми отмечен ход времени, сказал я. События, которых мы ждем, которые переживаем, когда они приходят, и которые мы вспоминаем после. Именно такие события говорят о том, что время движется, сказал я, но Марианна закатила глаза и не проявила никакого интереса к моим мыслям.

Наши отношения являются именно таким событием, продолжал я, они имели начало и, по моему мнению, подошли к концу. Его не следует оттягивать, сказал я, мы должны смириться с тем, что определенные вещи когда-то кончаются. Мне понравилось, как я объяснил свою мысль, и казалось, что тут возразить нечего. Я чувствовал, что из трясины ступил на твердую почву.