Во времена фараонов

Лефебр в своих столь убедительных мемуарах «О значении имени у египтян» доказал, что эти общие положения целиком приложимы к Египту. Отсюда старание магов подчеркнуть при чтении волшебных формул истинное имя бога, которого они призывают, имя многообразное или устрашительное по форме, рассчитанная гармоничность которого оказывает реальное воздействие на призываемого. «На самом деле имя лица или предмета есть не алгебраический знак, а видимый облик, в силу чего оно до некоторой степени сливается со своим объектом; оно становится самим предметом, менее вещественным и более послушным, т. е. подверженным воздействию мысли; или, короче, это умственный заместитель.» Произнесение имени равносильно созданию умственного образа; писать имя значит рисовать его вещественное изображение. Это особенно верно по отношению к Египту, где иероглифическое начертание сопровождает имена определителем, который как можно точнее старается передать очертания предмета или существа. Призыв по имени, таким образом, равносилен «обряду колдовства, где маг лепит фигурку человека, называет его по имени и пронзает его иглами или шипами или сжигает с целью навлечь страдание и, наконец, смерть изображенного лица» [252] . Скажем в заключение, что магическое воздействие на расстоянии в Египте, как и повсюду, основано на подражательной магии и производится с помощью имен и фигур существ и предметов.

* * *

Помимо употребления амулетов, талисманов, формул, гороскопов для предотвращения бедствий, помимо заговоров и заклинаний для господства на расстоянии, магические приемы были большим подспорьем даже для религии в узком смысле слова в египетском культе. Культ богов и мертвых был до того проникнут магией, что нужно было бы очень подробное исследование – очень трудное и в данном случае неуместное, – чтобы разграничить, где лишь моление и жертвоприношение богу, а где колдовство и магическая хула. Правда, жрец распростирается перед богом, молится ему, ходатайствует перед ним, но в то же время он защищает бога от его врагов, спасает его от осирийской смерти, охраняет его безопасность способами, присущими только чистой магии. Бог получает из рук жреца ток жизни, как больной или одержимый; он отгоняет от него животных Тифона так, как это делал бы любой человек; он пользуется благами жертвоприношений и даров благодаря магическим свойствам голоса жреца, совершающего богослужение. [253] Списки приношений, которыми испещрены стены храмов, получают действительную силу и переносятся на алтарь только по голосу жреца; [254] реальные жертвоприношения, пылающие на алтаре, переходят к богу, только будучи поименованы и отданы ему с ритуальными формулами и напевами. Жрец, т. е. сам царь, обладает свойством божеств создавать существа и вещи, называя их по именам «творческим голосом», каким творцы мироздания создали Вселенную; это маа херу [255] *. Сам бог, чье могущество уничтожено или ослаблено в начале обрядов, вновь становится «творцом» и «победителем» от соприкосновения с жрецом, от звука этого могущественного, творческого голоса. В свою очередь, он предоставляет в распоряжение жреца всю свою собственную магическую силу, свой флюид жизни, едва лишь они обновятся в нем самом. Итак, культ представляет собой обмен магических сил и влияний, которые поочередно передаются от жреца к богу и от бога к жрецу. [256] Эта сторона египетской религии ближе всего подходит к первобытным религиям, где колдовству и магии отведено больше места, чем мифологическому элементу и молитве. Маг извлекает из такого положения несравненную власть: он иногда грозит пресечением всякого культа богов, так необходимо было жрецам содействие его обрядов и формул. [257]

Это взаимное проникновение религии и магии объясняет преобладающую роль некоторых богов, как, например, Тота, Хора, Беса в вышеприведенных заклинаниях. Сами боги, как мы видели, маги; в частности, Тот, писец богов, «ученый» неба, почитался «владыкой голоса, властелином слов и книг, обладателем или изобретателем магических писаний, перед которыми ничто не устоит на небе, на земле и в Гадесе. [258] Заклинания, которые читают маги, суть «книги Тота, писанные собственной его рукой». И нет ничего странного, если к культу этих богов применили их же собственные спасительные средства, обряды, первыми изобретателями которых были они сами. То, что действительно в культе богов, действительно и в культе мертвых. Передача мумии тока жизни, охрана от тифоновых животных, приношения даров, реальных или фиктивных, – все это требовало для мертвого, как и для бога, применения магии. Обычай погребальных статуэток (ушебти – «ответствующие»), окружающих мертвого толпой слуг, или, вернее, подставных лиц, на которых возложены труды по материальному обеспечению его после смерти, опять-таки обуславливается только магическими влияниями, превращающими эти фигурки в живых существ на том свете. [259]