Во временное пользование

А потому надо было лечь на дно, затихариться.

Вот Розгин так и поступил.

А Княгиня – приятный бонус. Очень приятный. И вообще, вовремя она появилась. Кое на что глаза раскрыла.

До завтрашнего дня им точно здесь сидеть. Еда есть, связи нет.

Чем еще заниматься с красивой женщиной наедине?

Только сексом.

А пока, даст Бог, куратор разберется со своими тараканами, может, и Княгининых зацепит. Дустом.

Все это варилось в голове Розгина с самого момента сегодняшнего пробуждения, глубоким вечером.

Он полежал, послушал ветер за окном, повернулся, внимательно прислушиваясь к ощущениям.

На удивление, хорошим. Боли не чувствовалось, бровь не дергало. Нежная, вымотанная им до предела женщина тихо спала под боком, выглядя в полутьме невозможно юной, беззащитной. Жертвой хищника.

Он так и засмотрелся, в который раз поражаясь, как он мог ее в самом начале посчитать странной бабой.

Не странная.

Интересная.

Очень интересная. Искренняя такая, не играла, не выделывалась, не строила из себя ничего. Обнимала крепко, отвечала остро, кончала сладко. Ни грамма фальши. Интересно, будет жалеть о том, что случилось?

Наверно, будет.

Совсем они разные.

Он – пес дворовый. Она – Княгиня.

Вечная тема сказок. Заканчивающихся обычно свадьбой. И никого не интересовало, что там, за свадебным разгулом? Как могут ужиться вместе такие противоположности? Такие чуждые миры?

Никак.

Никак они не могут ужиться.

И у него, Розгина, иллюзий на эту тему никаких.

Свела их ситуация нештатная.

Выкинуло принцессу из дворца. Окружили волки, до нежного мяса охочие.

А он просто под руку попался. На пути встал.

Потому что не совсем на улице себя потерял, осталось еще что-то, в глубине души, на самом дне. Что-то, что видела в нем тетя Варя, разглядела еще тогда, когда мелкий злобный пиздюк к ней в мастерскую ворвался.

Вот и впрягся. Не смог по другому.

И в стороне остаться, когда Княгиня попросила, когда дала слабину и впустила его в свое, личное, не смог.

Знал, что не надо.

Что пожалеет.

Не та это баба, в которую можно вляпываться, не та.

Но не удержался. Не было у него никогда такой.

И не будет.

Она лежала, доверчиво уткнувшись в его плечо взъерошенной макушкой, и тени от ресниц ложились на щеки. Припухшие губы жалобно кривились, словно и во сне она искала защиты. Которую хотелось дать.

Укрыть от всех ее напастей. Решить все ее проблемы.

Ну что тут скажешь?

Розгин, ты попал, конечно.

Но хорошо, что осознаешь это.

Легче будет выбираться.

Когда это все закончится.

Тут Княгиня открыла глаза и сонно посмотрела на него.

И Розгин не нашел ничего лучше, чем спросить про воду.

А потом наплевать на свой вопрос и опять упасть в омут с головой.

Он целовал ее белые, в нежных веснушках, плечи, проводил ладонями по послушно изгибающемуся телу, вдыхал невероятно сладкий запах возбуждения, и понимал, что, пожалуй, просчитался он по-крупному.

Неромантичное утро.

Второй раз я проснулась уже утром.

Хотелось сладко потянуться, потому что все мышцы тела ныли. Хорошо так ныли, очень правильно.

Давно такого не было. Даже не так. Никогда такого не было.

Я улыбнулась с закрытыми еще глазами, думая о том, насколько это необычный опыт. И насколько жизнь моя изменилась.

Буквально за несколько месяцев.

Совсем недавно я была утонченной артхаусной художницей, планировала выставку, участвовала в богемной тусовке Европы.

А где-то здесь в это самое время жил и занимался своими делами этот мужчина. И не думал, сидя в маленьком и не очень презентабельном офисе, что еще пара месяцев, и он будет сжимать в объятиях женщину до такой степени не своего круга, что даже параллельными прямыми-то не измеришь нашу разность.

И тем не менее.

Я потеряла все, оказалась на краю, и не упала только потому, что он подхватил. И удержал своими крепкими руками.

Как когда-то моей прабабке помог прадед. Тоже – совершенно не ее история. Не ее круг. Моя прабабка, воспитанница пансиона благородных девиц, красивая, утонченная, изысканная. Богатейшая наследница. В родстве с императорской семьей.

И мой прадед. Никто. Крестьянская кость. Приехавший в Питер из деревни, работать на заводе.

Это был странный союз, возможный только на сломе эпох, когда все смешивается, когда нити пространства рвутся. И параллельные прямые сходятся, наплевав на геометрию Эвклида.

Я открыла глаза, сонно разглядывая небогатый интерьер избушки. Хотелось в туалет, хотелось пить. И потом опять провалиться в блаженное небытие.

Розгин спал, по-собственнически обхватив меня рукой, прижав к горячему телу. Равномерно дышал в макушку. От этого было одновременно тепло, приятно, безопасно и… Неудобно.

Я пошевелилась нерешительно и осторожно, опасаясь разбудить. За ночь я так пыталась пройти в ванную два раза. И каждый раз он просыпался и неумолимо утрамбовывал меня под себя. Целовал, отключая нормальное критическое мышление, вообще, какое-либо мышление! И брал, полусонную, не сопротивляющуюся, разморенную долгим сексом и тяжелым днем.