Во временное пользование

Я отвечала. Мне это нравилось не меньше, чем ему. Вот так ощущать себя во власти сильного, решительно настроенного мужчины, который не спрашивает, просто берет… В этом что-то есть. Определенно.

Но сейчас зов природы был иного характера.

И надо было его удовлетворить во что бы то ни стало.

Я поерзала, а потом мягко выкатилась из -под горячей тяжелой руки. Скользнула вниз, сползла с кровати.

И быстренько, как была, раздетая, убежала в ванную.

Увидев полотенца, причем, относительно свежие, с радостью забралась в душ, смывая с себя не только бурные следы прошлой ночи, но и кошмар предыдущего дня.

Мысли в голове крутились почему-то опять вокруг прабабки.

Где этот кулон в форме ключа, что она получила в наследство по женской линии, я не представляла.

Каким образом это могло помочь в расследовании причин свалившихся на нашу семью несчастий, тоже не понимала. И почему с меня его требовали… Самое интересное, что кулон и в самом деле был, и в самом деле передавался по женской линии в семье, и у бабки была дочь, моя мать. И она про кулон ничего не знала. И я не знала. А Кирилл? Скорее всего, тоже не знал. Значит, вещь утеряна.

И кто, вообще, про нее вспомнил и захотел настолько, что готов был пытать меня, но выяснить информацию?

Вопрос этот опять пробудил неприятные воспоминания, и я , мысленно встряхнувшись, торопливо его откинула.

Нет уж.

Хватит, не буду вспоминать. Эти люди хотели мне сделать больно, плохо. Розгин их убил. На этом тема закрыта. А то опять трясти начнет.

Из ванной я вышла уже практически пришедшей в себя, прежней Ульяной, спокойной и рассудительной. Все так же не давала покоя загадка ключа, поэтому я решила подробнее рассмотреть картину, которую смогла сфотографировать в нашей бывшей квартире.

Розгин успел проснуться, пока я мылась, и теперь стоял у плиты, одетый в одни джинсы, и жарил яичницу.

Я замерла в дверях ванной, не зная, как себя вести с ним. Что сделать?

Подойти обнять?

В конце концов, у нас был секс. И не один раз. И даже не два. И он меня обнимал в постели, целовал. Хрипел что-то даже, нежное. Конечно, я понимала, что это вполне может быть и просто откат, слишком много эмоций, слишком насыщенные сутки. И у него тоже, не железный же он, в конце концов.

Но в то же время…

Пока я стояла и размышляла, Розгин обернулся, осмотрел меня нечитаемым темным взглядом.

- Привет, Княгиня, - голос его был все таким же хрипловатым, он будил во мне ненужные эмоции, базирующиеся на событиях прошлой ночи. – Как ты? Яичницу будешь?

- Да, спасибо, - пробормотала я и, передумав подходить к нему и целовать, села за стол. Значит, возвращаемся к прежнему стилю общения. Спокойно-насмешливое «Княгиня» все сразу расставило на свои места. Да, Уля, напридумывала ты себе, молодец.

И кто у нас тут продвинутая и свободная европейская художница, которой априори не должно быть неловко после случайной ночи с неподходящим мужчиной?

Розгин снял с плиты сковородку, поставил на подставку на стол. Кивнул на приборы, находящиеся тут же, в высоком стакане.

Ели мы в молчании. Розгин не смотрел на меня, полностью сосредоточенный на еде, жевал, серьезно и задумчиво, поглядывал на экран телефона, словно ждал звонка.

- Какие у нас дальнейшие действия? – я отложила вилку, откинулась назад.

- Будет зависеть от того, что скажут. - Розгин кивнул на телефон, - пока что может кофе сваришь? Тут есть турка и молотый.

Я встала, занялась кофе.

Розгин закурил, глядя в окно. Он вел себя так, словно не произошло ничего ночью. Словно не было тех ласк, тех слов, что он шептал мне… Ничего не было.

Мне почему-то стало обидно. Так обидно!

Я поймала это дурацкое ощущение, силой задавила его в себе.

Не время, Уля, ну вот не время сейчас!

Это все – пошлость, бабство какое-то. Мещанство.

В самом деле, чего ты ждешь от него? Может, руки и сердца? Нельзя же быть такой непроходимой…

Такой…

Чтоб отвлечься, принялась изучать фотографии в телефоне.

Ничего особенного. Все та же бабушкина картина, списанная с прабабкиного фото. Молодая красивая утонченная женщина.

Все говорили, что я на нее похожа, копия просто.

Я не особенно замечала. Семейные черты есть, конечно, но чтоб прямо одно лицо…

Прабабка была изображена очень даже художественно. На фоне старинного особняка, который , опять же по семейному преданию, был родовым гнездом Головиных. И я даже знала, где он находился.

Вернее, его развалины. Сам особняк не пережил активных двадцатых годов.

Я разглядывала картину, размышляла. Что-то цепляло. Что-то мешало воспринимать ее, как привычный , с детства знакомый объект. Увеличила. Внимательно разглядела каждую деталь. Затем вернула прежний размер.

Отвлеклась на Розгина, который как раз получил звонок и отошел с телефоном в сторону, негромко разговаривая.

У него была очень красивая спина, прокачанная, сильная. Украшенная не только следами от ударов, но и царапинами. Продольными такими, серьезными. Неужели, это я его так? Наверняка. Никогда не замечала за собой кошачьих нравов. Покраснела, вернулась обратно к разглядыванию картины.

И неожиданно поняла, что не так на ней.