Во все Имперские ТОМ 12. Финал

В меня все еще летят заклятия.

Льет дождь, смешиваясь с кровью на земле.

В лагере светло, как днем, от вспышек магии и ауры магократов.

Но неважно. Я вижу и в темноте, и при свете. Мой взор — волшебный.

А враги в свете своей магии видят меня. И мой зубастый и чешуйчатый вид приводит их в ужас.

Я бросаюсь на магов.

Какой-то уродливый маг, с палицей в руках...

— Бегите, барины! Я задержу чудовище!

— Дрочило, нет! Беги, дурень!

Я вырываю уроду сердце и поглощаю его.

Вкусно. Но слабо.

Моя ярость растет. Чем больше ешь — тем сильнее ГОЛОД.

Я в гневе разрываю тело урода на части, его позвоночник хрустит на моих зубах...

Дальше — какой-то эскимос.

Серая аура.

Я зубами отрываю ему обе ноги, кровь льется мне в глотку.

Эскимос визжит и хрипит.

Сладкие звуки.

Я пожираю его сердце.

А ГНЕВ все растет.

ЕДА! ЕДА СМЕЕТ БЕЖАТЬ ОТ МЕНЯ!

Лагерь врагов пуст, все сбежали.

Осталась только маленькая девочка. Её забыли, бросили в суматохе.

Девочка плачет, в руках она сжимает какую-то куклу...

— Пожалуйста, — просит девочка, рыдая.

Я её знаю.

«Княжна Пожарская».

Но это — бессмысленный набор звуков, который всплывает в моей памяти.

Эти слова ничего не значат для меня.

Девочка — маг. Но её магия еще спит.

Это лакомство на один зубок.

Я ломаю девочке шею, её кукла падает в грязь.

Я отрываю девочке голову, потом жую её сердечко...

МАЛО.

МАЛО!

Я бросаюсь в джунгли, туда убежали маги...

Но от меня не убежать. Это глупо. Они всегда бегут, но никогда не убегают.

Я нагоняю двух магов, я ЕМ.

Дальше, глубже в джунгли...

Вот девушка.

Она вдруг прекращает бегство, оборачивается, смотрит на меня.

Какое-то давнее воспоминание в моем мозгу...

— Саша? — девушка глядит мне прямо в глаза, её голосок дрожит, она вся промокла от дождя, — Саша, это ты?

Я не знаю, кто такой Саша.

— Братик...

Девушка странно поднимает руку.

Непонятный жест.

Будто она не защищается, а хочет погладить меня по чешуйчатой голове.

Я откусываю эту руку, кости хрустят на моих зубах.

Визг девушки...

Через миг её сердце — уже во мне, а её тело — мертвое, на земле.

ВКУСНО.

Дальше, скорее дальше...

Еще трое магов — я жру.

Еще индейский шаман — ЖРУ.

Еще сердца, еще кости, еще кровь — гамма вкусов в моей пасти.

ВСЁ.

Теперь маги кончились.

Я слушаю себя и слышу, что все одаренные в этих джунглях мертвы.

Индейцы еще где-то кричат, но они несъедобны, у них нет магии.

Я наелся.

Как и всегда в таких случаях ощущаю только злобу.

Только обиду.

Я мог бы есть больше.

А еда кончилась.

Горе, беда.

Я ложусь на землю, дождь стучит по моей чешуе.

Я начинаю кататься по земле, плакать.

— Бтя, еще! ЕЩЕ ЕДЫ!

Я кричу в черные небеса.

Но надо мной только качаются на ветру лианы и пальмовые ветви.

А батя уже отключил магию.

Сегодня кормить больше не будут.

Батя, за что ты так жесток со мной?

Я хочу ЕЩЕ, просто хочу ЕЩЕ...

Крокодильи слезы текут по моим чешуйчатым щекам.

***

Павловск.

Грязь. Кровь. Руины.

Небо красное.

Тут всегда так.

Дворец сожжен, он весь черный.

И трупы всюду.

Но батя уже ждет меня.

Вокруг него мертвецы, многие уже превратились в перегной.

Вонь такая, что даже у меня слезятся глаза.

Но батя улыбается мне.

— ТЫ ХОРОШИЙ, КРОКОДИЛ.

Голос бати успокаивает.

— ЗАВТРА ПОЕШЬ ЕЩЕ. НЕ ГРУСТИ.

Я падаю перед батей на колени.

Мой хвост бьет в нетерпении по земле.

— Сгодня, — умоляю я, — Сгодня! Дай мгии. Дай мгии. Дай, дай, дай!

Я хочу есть.

ГОЛОД неутолим.

И батя весело смеется:

— НУ ХОРОШО. ТЫ ЗАСЛУЖИЛ. Я НАПОЮ ТЕБЯ МАГИЕЙ.

Я на коленях подползаю ближе к бате, к тому месту, откуда из него исходит чистая магия.

Конец.

5 ::: Падишах гарема

«Многоженство гораздо священнее считалось, чем одноженство: что видно из того, что, например, одноженный Исаак был „так себе“ у Бога, без знамений, без посещений, без особенных ему обетований, — многоженных же Авраама и Иакова Он посещал, говорил с ними, и точно всячески лелеял и ласкал.

Да и понятно: если „женность“ хорошо, то многоженность лучше одноженности, как „пять“ больше, лучше „единицы“, как полководец, выигравший „три сражения“, лучше выигравшего „одно“, и учитель, обучивший „толпу“ детей, лучше, угоднее Богу и нужнее в миру, чем обучивший единственного ученика»

Василий Розанов, «Люди лунного света»

— А я буду спасать своих жен, — сообщил я Тане.

— Что? — Таня уставилась на меня, как на безумца.

— Время спасения жен, говорю. А вы валите отсюда. И быстрее. Защитный купол падёт через пару минут.

Наш катер уже был возле кораблей Арктического флота, я даже видел последнюю не ушедшую подлодку, она сейчас всплыла.

Так что шансы на спасение у Тани и Чуйкина были.