Во всем виновата Любовь?! (СИ)

Дача генерал-майора Евгения Александровича, была прекрасна. Вековые деревья, зеленый газон, клумбы с красивыми цветами и много черешни. Я долго смотрела на деревья, примеряясь какой бы ствол обворовать ягодками, но упорный запах жареного мяса шептал вернуться к столу и съесть еще кусочек.

Сила воли перед вкусным мясцом, приготовленного лично генерал-майором, дала слабину, и я вернулась обратно, в пол уха слушая, как ребята бурно обсуждают очередной рассказ из жизни Колькиного дедушки.

Семья Николая – это небольшое военное подразделение. Даже его бабушка и мама получили специализацию военврач. Постоянно в разъездах, постоянно в командировках. Когда Коля был поменьше и не мог самостоятельно жить, его семья подолгу службы постоянно переезжала из города в город и соответственно он с ними. Когда Коля стал побольше, его дед ушел на пенсию и обосновался здесь. Друг переехал к деду, окончил спокойно одиннадцатый класс и поступил в военку. Дальше армия, наша дружба, полиция, отдел, повышение. Колька хороший парень и хороший друг. Об этом я ему и сказала после третьего стакана молочного коктейля. Вроде не алкоголь, а шторит прям колоссально. Все-таки свежий воздух здорово влияет на мозги.

– Ты такой хороший, – прижалась к нему, когда ночь вступила в свои права, когда было выпито и съедено море еды и всяких коктейлей. Когда Пашка-дурак кинулся целовать Катьку, а та врезала ему ногой в омлет, что болтается посередине, когда были спеты песни под гитару, большинство из которых военные, вот тогда-то мы разъехались по домам.

– Не подлизывайся, – меня обняли, потом потискали, затем погладили по животу и сказали ему же: – Слышишь мелкий, твою маман на нежности пробило. Но чует моя жопа, что не все так просто и неспроста она ко мне подлизывается. Насть в чем дело? – уже серьезно спросил Колька.

– Ну это…, – замялась, – ты Оле понравился.

– И? – как-то угрожающе это прозвучало.

– И я дала ей твой номер телефона.

Зная, как друг ревностно относится к своей сим-карте, я приготовилась к долгому выносу мозга. К долгому и нудному разговору, но вместо этого Колька посмотрел в мои глаза и спокойно произнес:

– Иди спать, Настен.

– А как же номер?

– Да черт с ним. После разберемся. Иди спать, родная!

Меня поцеловали в лоб, я вяло поплелась, не понимая, с чем связана смена настроения друга. Не в его это характере, спускать на тормоза мое самоуправство.

Зашла домой, подумалось, что нужно выглянуть в окно. Выглянула. Лучше бы не выглядывала. И как я раньше не заметила черный внедорожник? Наверное, сильно устала, внимание стало рассеянным, тело ватным. Я ведь не думала, что ему есть дело до меня или до…. Мне пришлось опуститься на диван, чтобы не упасть.

Что делать? Куда бежать? Кому звонить? Даже разговаривать с ним не хочу! Вновь подошла к окну. Мужчины о чем-то разговаривали и, судя по Колькиным глазам, по его прищуру, беседа была не из приятных.

Лешу я видела со спины, и угадать его мотивы с миром он пришел или нет, мне не предстояло возможным. Зато отчетливо увидела кулак, летящий в Лешкино лицо.

Перехват? Нет. Его не было. Отскока в сторону, наклона или приседания в лучших традициях боевого искусства тоже. Леша получил по морде и остался стоять на ногах, лишь качнувшись в бок.

Колька снова приготовился для нового удара, встав в стойку, но ударить во второй раз у него не получилось. Он сам теперь получил под дых. Быстро и качественно.

– Мамочки! – воскликнула я и схватилась за голову. – Они же поубивают там друг друга!

Со скоростью бешеного слона, если такое в принципе, возможно, напялила летние тапки с веревочками и выскочила на улицу. Первое что увидела, был Колька, лежащий на лавочке. Он словно спал, грудная клетка мерно вздымалась, руки покоились на той же груди. Как покойник прямо. Одно отличие – друг дышал. Ни разбитой скулы, ни сломанного носа, подбитого глаза ничего этого не было. Погладила альбиноса по волосам, откинула назад его отросшую челку. Из-за меня ведь он сейчас лежит на лавочке в бессознательном состоянии, а я даже поделать ничего не могу. Ни позвонить, потому что телефон остался дома, ни крикнуть, чтобы позвать кого-нибудь на помощь. Время позднее, все практически спят, из окон домов пятиэтажек прорывается темень, готовая нестись вслед за луной.

– Что ты с ним сделал? – повернулась к нему. К тому, у кого из носа медленно вытекала кровь. Кто не заморачивался кипенно-белой теперь уже с разводами рубашкой. Не хочу произносить его имя в своих мыслях. Не хочу с ним разговаривать. Но кто мне даст так просто уйти? Тот, кто растоптал меня? Втолкнул полностью в эти многочисленные переживания?

Я улыбнулась ему, снова, как вчера в магазине. Улыбнулась и заметила недовольный взгляд. Отвернулась, уселась рядом с другом, благо, что лавочка была широкая, прошлась пальцами по Колькиному лицу, погладила светлые бровки, выдающийся нос, губы, подбородок. Моя ладонь легла поверх его рук.

Все это время улыбалась. Он мне ничего не сделает. Не посмеет. А если заикнется про мою семью и друзей, пошлю к черту. Да. Пусть он катится к черту!