Я позвонил дедушке, чтобы узнать, как дела, но у него был плохой день, и я использовал это как предлог, чтобы не навещать его. Но спустя четыре дня понял, что должен поехать. Проблема заключалась в том, что он заставит меня взглянуть на себя со стороны. Заставит признать, что я натворил. Он всегда так делал. Когда в прошлом я представлял себе, как скажу ему, что наконец-то одолел нашего врага, то представлял порицающий взгляд, но также блеск гордости в его глазах от осознания того, что долг оплачен.
Сейчас я знал, что любой проблеск гордости будет уничтожен.
― Как он сегодня? ― спросил я Джеймса, санитара, который чаще всего работал с дедушкой.
― Лучше. ― Его ответ быстро сменился гримасой, которая заставила меня поморщиться вместе с ним, представляя, что произошло. ― Два дня назад ― не очень.
― Что случилось?
― У меня были семейные дела, а у Ашера был выходной, ― объяснил он, имея в виду другого санитара, который помогал ему. ― Так что с ним работала Джейн.
― Черт, ― простонал я, проводя рукой по лицу.
― Он э-э... это был не самый удачный день для нее.
Он потер затылок, словно одно только воспоминание об этом вернуло напряжение. Я могу это понять.
― Что он сделал?
― Вы же знаете, что это не его вина. Его мозг... он... он теперь другой.
Я оценил попытку Джеймса уйти от ответа и попытку сгладить произошедшее.
― Знаю. Но от этого не легче.
― От этого никому не становится легче. Наблюдать за угасанием чьего-то разума тяжело, а наблюдать, как он в процессе становится совершенно другим человеком, невозможно. Если вы когда-нибудь захотите поговорить...
Он не закончил фразу, как всегда, ожидая, что я приму его предложение. Как всегда, я покачала головой.
― Что он сделал?
― Он накинулся на нее. Вышел из себя.
― Господи.
― Он погнался за ней, когда она выбежала из комнаты.
― Ох, черт.
― Ага. Она в порядке, и Чарли извинялся много раз. Заказал цветы и шоколад, склоняет голову, словно побитая собака, всякий раз, когда она появляется рядом.
Я закрыл глаза, ожидая, что на поверхность выйдет гнев, как происходило каждый раз, когда узнавал о влиянии деменции на его поведение. Вместо этого я испытывал боль.
Я больше не мог мстить. У меня не было жены, ради которой мог бы держаться.
Нет, я остался с тем, с чем есть, и мне осталось только смириться, и это причиняло боль. Теперь я остался со знанием того, что у меня было все. Я знал, что, если заберу компанию Лоренцо, это не вылечит дедушку, но я надеялся, что это... не знаю. Облегчит груз, давящий на меня. Возможно, с этим было бы легче справиться ― понять и принять. Вместо этого я все еще был зол и хотел, чтобы все это исчезло. Я злился, что теряю его, он ускользает сквозь пальцы, словно песок.
Возможно, это моя карма. Я терял людей, которых любил.
― Спасибо, Джеймс, ― сказал я, отгоняя меланхолию в сторону.
Дедушка уже достаточно себя наказал; ему не нужно, чтобы я смотрел на него с разочарованием.
― Привет, дедушка, ― сказал я, входя в комнату.
― Привет... эм... черт.
― Ни...
― Николас. Вот. Я постоянно проговариваю твое имя.
― Я делаю то же самое, ― сказал я, но мы оба знали, что я не испытываю трудности с запоминанием имен. У меня был острый ум ― такой же, как и у него раньше.
Он неловко рассмеялся, прежде чем взглянуть на меня. Склонив голову набок, нахмурил седые брови.
― Что случилось, Николас?
Опустившись в кресло напротив его дивана, я выдохнул, откинувшись назад, словно сдувающийся воздушный шарик.
― На прошлой неделе я купил «Mariano Shipping».
Как я и представлял, в его глазах промелькнула искра гордости, после чего он разжал губы и покачал головой. Он открыл рот, чтобы задать вопрос, но прежде, чем он это сделал, я признался во всем ― сорвал, словно пластырь.
― И Вера узнала об этом в ночь нашего возвращения ― мы столкнулись с ее отцом в холле. Она не разговаривает со мной с тех пор, как ушла.
Он закрыл глаза и медленно покачал головой. Это напомнило мне ту ночь, когда я разбил машину, мне было пятнадцать лет. Я хотел, чтобы он накричал на меня. Хотел чего угодно, только не разочарования. Как и тогда, я опустил голову и уставился на свои сомкнутые ладони.
― Ты пытался с ней поговорить?
Мои глаза забегали туда-сюда, я поморщился, вспомнив о единственном сообщении, которое отправил с просьбой поговорить ― и на которое она не ответила.
― Нет.
Он тихо рассмеялся, и я снова вздрогнул. Наступила тишина, и я трусливо опустил голову. Николас Найтли Раш, генеральный директор «K. Rush Shipping», альфа-самец, господствующий в судоходной отрасли, больше не сидел на диване. Нет, Нико, мятежный подросток, сидел напротив дедушки, испытывая чувство стыда.
― Ты знаешь, что твоя бабушка сыграла большую роль в компании, чем все думают. Возможно, она и не работала в компании, но она была моим личным советом директоров. Я обращался к ней практически по всем вопросам, и она знала все тонкости и нюансы потому, что была моей женой и постигала все по мере взросления. Но так было не всегда.