Во всем виноваты «Битлз»

Я забыл сказать, что приятель этот — известный неологист. У него прямо-таки природный дар к образованию новых слов — как пирожки печет: «Он повернулся и АДМИНИСТРАТИВНО ушёл», «Ты в ЕТИ ДЕРБИ-то не лезь», «Она ВВЕРГНУЛА его в ПЕПЛО разврата», «Тайны туманного АЛЬБИНОСА» и т. д.

Парень он хороший и водит дружбу с самыми знаменитыми людьми — с Аллой Пугачёвой, Юрием Антоновым, Андреем Макаревичем и со мной.

Когда я выпутался из его многочисленных междометий и шквала слов, которых нет ни в одном словаре, выяснилось, что приехал Михаил Боярский, и я с вокзала должен его подхватить и доставить к тому же приятелю.

— Миша тебе сейчас наберёт, я твой телефон дал. Вы стрелку по дороге забейте — и ко мне. Миша на съёмки приехал, это явится ТРЕУГОЛЬНЫМ камнем в его творчестве.

Я, конечно, знал Боярского по фильмам, но лично знаком не был. Поэтому с нетерпением присел у телефона и принялся ждать, предвкушая интересное знакомство.

Буквально через две минуты в трубке раздался бархатный мужской голос:

— Здравствуйте, я сейчас на Трёх вокзалах. Дойду пешочком до Садового кольца. Сколько это у меня займёт времени? Минут, значит, пятнадцать. Так. Вы проедете метро «Лермонтовская», и метров через тридцать у вас справа будет милицейский «стакан», но сразу за ним останавливаться нельзя, тогда вы проедете ещё метров двадцать пять…

Он говорил очень напористо, с этакой мушкетёрской энергией, сам спрашивал и сам же отвечал. Я безуспешно пытался вставить хоть слово — поприветствовать Мишу на московской земле, но инструкции продолжались.

— Сколько от вас ехать до Кольца? Минут двадцать, итого… Какая у вас машина? Мне сказали, белая. Так. Все. Вы меня будете ждать на этом месте в… в… в десять сорок семь.

Ей-богу, без всякой задней мысли я у него спросил:

— А как я вас узнаю?

Возникла тяжёлая ленинградская пауза, голос сник и стал объяснять:

— Ну, я в таком чёрном костюме, в чёрной водолазке, в чёрной шляпе, с усами. Сверху чёрное кожаное пальто… да, чёрт возьми! Найду-ка я лучше такси. — И телефон умолк.

Я так расстроился, что решил никуда не ездить. Тупо просидел сорок минут, глядя на телефон, потом решил всё-таки поехать заправиться.

Так начался этот тягучий и странный день.

У бензоколонки выстроилась длинная очередь. Она двигалась очень медленно. То тут, то там возникали скандалы: большинство желало пролезть вперед. Вокруг шуровали шустрые хлопцы, предлагающие бензин без очереди, но по невероятным ценам. Сразу за моей машиной пристроились две симпатичные девушки на аккуратной красной «пятёрке». Презирая пожарные правила, своими ярко-красными ртами они беспрерывно курили длинные коричневые сигареты и нарочито громко хохотали. Судя по униформе, очень коротким черным платьям в обтяжку, их поведение можно было определить как не очень тяжёлое. Девушки стреляли глазками, без крайней нужды высовывали из машины длинные ноги, но без очереди их всё равно не пустили.

Где-то через час дошло дело и до меня. Я держал в правой руке шланг, по которому то жидкой струйкой, то со страшным напором подавался бензин. Лавируя между машинами, подшаркал какой-то мужик в домашних тапочках «ни шагу назад», видимо из соседнего дома.

— Друг, порскни мне чуть-чуть — жена послала, — сказал он сиплым голосом, подавая майонезную баночку.

Я не сразу сообразил, что он имеет в виду бензин: меня сначала-то сбили с толку слово «порскни» и майонезная баночка, но всё же джинсы расстегнуть я еще не успел.

Что ж, мне не жалко. Отжал рычаг, остановил струйку, перенес шланг в баночку и нажал снова.

Наверное, все насосы окрестных бензоколонок подключились в эту секунду к моему шлангу, потому что напор был такой, что меня окатило с ног до головы. Бензин попал в глаза, в рот, в нос, на одежду. Даже если бы я часа полтора нырял и плавал в чистом бензине, то не вымок бы сильнее. Единственное место, куда бензин не попал, так это в баночку.

Во рту стоял отвратительный привкус, глаза я просто не мог открыть: их жгло как огнем. Если бы наши нефтеперерабатывающие заводы делали более чистый бензин, хотя бы как дешёвый заграничный, мне бы так глаза не резало. Так что ко всем и без того болезненным и неприятным ощущениям у меня примешивалась за державу обида, поэтому я печально растопырился в полном отчаянии и со стороны, наверное, представлял собой жалкое зрелище.

Всё-таки наш народ в глубине души самый отзывчивый и сердобольный в мире. Почти никто не остался в стороне от моей беды: одни повыскакивали из машин и окружили меня, другие хохотали прямо из окон автомобилей — сволочи.

Только развесёлые путаны из красной «пятёрки» предприняли какие-то пусть и примитивные, но реальные действия: одна сунула мне в рот коричневую сигаретку, а другая все чиркала зажигалкой, которая почему-то не зажглась. Зажигалка была, правда, иностранная, но заправлена, видимо, советским газом, пропади оно всё пропадом.

Наконец из здания заправки вышла тётка с тряпкой (на ощупь — половой) и протерла мне гляделки так, что я смог увидеть свою избавительницу. Ничего особенно хорошего она собой не представляла.