Во всем виноваты кувшинки

– Поначалу, – оживился Петр, – я просто создавал как бы каркас романа, писал какие-то заметки, письма героинь друг другу, мне надо было выписать главную героиню предельно выпукло, глубоко, понимаешь, забраться в ее душу, понять мотивы ее поступков, и вот поэтому я решил прошить свой роман красным пунктиром писем двух подруг, одна из которых крайне неблагополучная, я назвал ее Лизой, а вторая – ее антипод, законопослушная и очень добрая Вера. Что якобы эта Лиза словно помимо своей воли моталась в Париж к бабке, чтобы развести ее на деньги, а на самом деле получалось, что вроде бы как над ней самой кто-то ставит опыты. Словом, мне надо было напустить побольше туману, заполнить роман загадками, короче, поморочить голову читателям, чтобы в конце романа выяснилось, что Лиза и Элиза – это одна и та же женщина, понимаешь! Скажи, задумка грандиозна!

– Ну да, неплохо… И как, получилось?

– Нет. Не получилось. В какой-то момент я даже совсем растерялся и принялся писать роман вообще о другой женщине, совсем другой… Вроде бы я ее нашел… ну, ты знаешь, кого я имею в виду. Но сейчас не об этом. И вот смотри: ты возвращаешься из провинции домой, вся у меня как на ладони, я вижу тебя, твое лицо, твои слезы, глаза, ты раздавлена потерей близкого человека, ты не знаешь, где находится Борис, а я не имею права сказать тебе, что с ним случилось, потому что надо знать Борю, он никогда не простил бы мне, если бы я сказал тебе правду. Это значило бы окончательно раздавить тебя, а его выставить в гротескном свете. Так вот, и я подумал: а почему бы не сделать главной героиней своего романа тебя?! Списывать с тебя твои эмоции, записывать твои разговоры. Но как сделать так, чтобы ты постоянно была рядом? Останься мы здесь, в этом доме, ты бы не сидела на месте, ты бы разыскивала Бориса и рано или поздно нашла бы его, я полагаю… Как было сделать, чтобы изъять тебя из этого мира и перенести в другой, но как-то мягко, безболезненно, и чтобы это выглядело логично, правильно? И я понял: надо было сделать невозможным наше пребывание в доме, чтобы мы вынуждены были уехать, причем очень далеко, за границу. То есть каким-то образом удалить из нашей жизни этот дом. Вот почему я придумал, что Борис его продал, влипнув в какую-то там историю.

– Был бы пистолет, Петр Михайлович, я бы пристрелила вас прямо сейчас! – Женя презрительно взглянула на Петра. – И как только вы додумались до этого? Откуда такое бессердечие? То есть мало того, что я страдала из-за пропажи Бориса, не зная, где он и с кем, и представляя себе его с другой женщиной, так вы решили лишить меня еще и дома? Не слишком ли жестоко?

– Это тебе только кажется. На самом деле я спас тебя от своих кошмаров. Ты радикально сменила обстановку. Я поселил тебя в прекрасном доме, в прекрасной французской деревне, показал тебе прекрасный сад Моне…

– Прекрасно, прекрасно… – передразнила его Женя.

Она едва сдерживалась, чтобы не покрутить пальцем у виска – Петр ненормальный!

– Я хотел, чтобы моя героиня самым естественным образом отреагировала на то, как на ее глазах происходят метаморфозы с людьми в самолете. Сначала, конечно, я все обсудил с Элизой. И мы с ней придумали этот ход – превращение внучки в бабушку, и наоборот. И подыгрывать нам должна была ее внучка Лиза. Чтобы все получилось и ничего не сорвалось, я пообещал заплатить ей пять тысяч евро за то, чтобы она сыграла все по сценарию, чтобы в самолете изображала это самое превращение, чтобы у нее начинала шелушиться кожа, появились бы седые волосы… Я помогал ей с этими изменениями, сам незаметно для тебя подсовывал ей необходимые детали грима…

Женя, слушая его, не знала, как и отреагировать. Трое взрослых людей усердно сводили ее с ума. Неужели они не понимали, как это может отразиться на ее психике?

– …Там, в саду Моне, они менялись местами, оставаясь в похожей одежде, и поэтому тебе казалось, что это Элиза помолодела…

Слушая Петра, все его объяснения, Женя в какой-то момент поняла, что теряет интерес к разговору. Как-то сразу стало все ясно и противно. Ее использовали, как только могли. Сначала травмировали тем, что не рассказали правду о Борисе, придумали грубо сляпанную «адвокатскую историю» с проблемным клиентом, потом лишили ее дома, затем внушили, что она сходит с ума и ей мерещатся кошмары, порталы и какие-то призраки… И все это лишь для того, чтобы бесталанный и лишенный всякой фантазии (и совести!) Петр написал роман. Роман с нее. Каждое ее движение, выражение лица, реплики, диалоги, ее страхи – все пошло бы в топку бесовского романа.

Она бы и послала деверя к черту, причем с большим удовольствием, если бы не Борис. Зачем ему, выжившему и вернувшемуся к жизни, сейчас конфликт между двумя любимыми им людьми, скандал, разрыв отношений?

К тому же если посмотреть на это путешествие в Живерни с другой стороны, отключив эмоции, то разве она не отвлеклась? Ну на самом деле, разве эта поездка не сделала ее тоску по Борису менее болезненной? И не лучше ли простить Петра за его идею разыграть сюжет в реальных лицах?