Вобла в экстази, или Спецрейс для сумасшедшей Ники

– А ты спроси у неё сама! – заявляет Сергей и смотрит на меня с хитрым прищуром.

Я шлёпаю его по лбу и кричу:

– Мне приходится соглашаться, мама Поля! Не могу же я оставить нашего бравого Серёжку без присмотра? А то он опять вляпается в какие-нибудь мужские игры, а нам потом слёзы лить…

Полина Аркадьевна счастливо смеётся и Сергей, отключив громкую связь, терпеливо докладывает матери о состоянии своего здоровья, а потом долго и с удовольствием болтает с нашим сыном…

Сергей окреп уже настолько, что включается в работу следственной группы. Утром за ним присылают машину с тонированными стёклами, а после обеда привозят домой – с новостями. Я кормлю его и учиняю свой допрос, в основном, об отце. Выясняется, что до того, как попасть в лапы Самбэку, отец работал в подпольном фармацевтическом бизнесе. Я пугаюсь, что это может осложнить его участь, и Сергей успокаивает меня тем, что чистосердечные признания и помощь следствию обязательно зачтутся отцу… О, Господи! Когда же всё, наконец, уляжется?

Разговоры об отце всякий раз выбивают меня из хрупкого равновесия и Сергей спешит с активными утешениями – настолько активными, что мы оказываемся в постели, и я забываю обо всём. Повязку с плеча уже сняли и рука его с каждым разом становится подвижней, а объятия крепче. Мы прилежно осваиваем новую, почти семейную, жизнь и учимся быть счастливыми. Нам никто и ничто не мешает … до воскресенья.

В воскресенье в наше благолепие врывается истомившаяся по празднику Тоська, справедливо считающая, что заработала полное право приобщиться к нашему счастью. Мы зовём к себе Марию Игнатьевну и закатываем пир – фактически, нашу помолвку. Сергей терпеливо сносит повышенное внимание к нему моих соратников и с интересом выслушивает приятные оды в мой адрес, ну, а я расхваливаю друзей, рассказывая об их неоценимой поддержке в этот сумасшедший май. По ходу обмена благодарностями Тоська вспоминает о Михаиле и, удивившись тому, что он не с нами, принимает самоличное решение пригласить моего верного рыцаря на праздник.

После звонка Тоськи Михаил является на удивление быстро – и всё начинается сначала. Но я уже не столь безмятежна… Да и мой милый «мишка» немного не в своей тарелке и его нежные взгляды украдкой волнуют и томят меня… Зато Сергей с резким взлётом энтузиазма берёт на себя роль хозяина дома: мол, знай своё место всяк сюда входящий! После пары рюмашек климат за столом теплеет и Сергей не только отдаёт должное Михаилу, как моему другу, но и сообщает всем, что тот спас его и дал свою кровь для переливания… И тут я теряю контроль над собой и кидаюсь на Мишку с поцелуями…

Лишь находчивость и быстрота реакции Тоськи, сделавшей то же самое, спасает праздник от скандала. Сконфуженный Михаил, сказавшись на дела, желает всем удачи и уходит, за ним тянутся тётя Муся и Тоська, и мы остаёмся вдвоём с хмурым любимым…

Неизбежная разборка начинается с прямого вопроса Сергея:

– Этот твой «близкий друг»… Михаил… насколько близкий? У тебя с ним что-то было?

Я ждала этот вопрос и всё же теряюсь. Но ненадолго. Не в моём характере пасовать – я предпочитаю идти на таран.

– Было. Всё было… – натыкаюсь на горячий взгляд ревнивца и вскидываюсь: – А что? Я должна была хранить верность парню, бросившему меня беременной на произвол судьбы?!

Сергей упирается в меня ошалевшим взглядом:

– Что ты несёшь, Ника?! Ты же знаешь, что я не бросал тебя! Это ты пропала и никому не оставила своего адреса!

– Ладно, – иду я на мировую, – не будем больше поминать злой рок, разбросавший нас по жизни. – А только ты не должен корить меня за мужчин… Тем более, что их у меня за семь с лишним лет вместе с мужем всего-то было трое… А вот ты, небось, всяких там Манан и Раис до фига пропустил через себя!

– Речь не об этом! – раздражается Сергей. – Я ни в чём тебя не корю и не собираюсь делать этого! Что было, то быльём поросло… А только есть одно маленькое «но»: я кроме тебя никого из своих женщин не любил, а ты Михаила любишь! А он так и вовсе… Это любому заметно. Он от одного лишь звука твоего имени впадает в прострацию…

Я понимаю, что пришла минута откровения и принимаю это как неизбежность: