Вода и ответ

У Сусловой поле рассказа иссечено потому, что несет в себе мгновенно охлажденное состояние смысла – история или точнее автобиографический эпизод является выражением, своего рода документацией смыслового присутствия. И каждая строка из книги – первый и единственный шаг после перехода на эту ось языка, где силы становятся снова объектами натюрморта: «кто-то где-то как-то на что-то подействовал».

В пределах текста Евгения Суслова смещала границы смысловой тени в зону наблюдаемого. Этот перевод стал возможен внутри ситуации мысленного эксперимента, – своего рода «алхимического субстрата современной рациональности» (Суслова). Нечто, что лишь гипотетически было доступно касанию, выводится в световой ареал наблюдения. В экспериментальных науках мысленный эксперимент был местом укрытия для инаковых эпистем, которые бы смыло иначе давлением потока ортодоксальной науки. Исторически мысленный эксперимент был и остается необходимым, чтобы устанавливать связности между теоретическими принципами, и потому мог служить входом во многие из незнакомых домов. Однажды возникшая связность порождает энергию: шагни на порог в неизвестное – и условия мысли из гипотетических и фактических цепочек превратятся в новое качество цельного события в силу собственной валентности феномена, оставив позади шум популистских призывов к радикальной коммуникации.

Александра Сухарева

Вода и ответ

Р.

В один из дней язык взорвал себя вместе с моей жизнью. Но все же мне хотелось остаться в живых. Я шла сквозь знакомые сооружения, сквозь дистрофию любви, желая распознать в сигнатуре дня аппарат по утилизации иллюзий. Я ударила фантомом о фантом – и раздался взрыв. И поэтому вы держите в руках эту книгу. Что, если грамматика живет не там, где мы ее ищем? Что, если она просто влюбилась в структуру, но не принадлежит ей? Может быть, телом грамматики однажды стало то, что связывает нас, когда мы читаем друг друга, не зная об этом? Оно непрерывно переводит нас из дома сил в дом форм, из состояния в смысл, из энергии в информацию – и обратно. Это природная цель каждого мгновения. Не это ли работа языка? Я написала роман в стихах и техническую инструкцию одновременно о том, как двигаться в поисках того, что может быть в будущем основано в вас на правах ответа.

///

Во время кризиса все части систем были изолированы друг от друга. Так как связи функционально обогащали объекты, то это разъединение привело к упрощению структуры и их память была практически полностью редуцирована. Однако некоторые объекты обнаружили способность накапливать потенциальные связи и совпадения, фантазмируя о них, благодаря чему спонтанно возникали особые зоны микроактивности, в которых эти объекты, на первый взгляд не имеющие никаких свойств, бесконечно усложнялись. Их сложность была опрокинута внутрь. Она работала где-то, на той стороне. Чем больше связей они накапливали, тем сильнее становилась их языковая способность.

///

Я пригласила Марию лечь на атом, создав оболочку.
Она просила соединений. Как заразить узнаванием то, что забыло?

Марию усыновляет движение

и качает ее на руках —

страх формы становится отпечатком,

для которого не находится места.

Ключ пишет себя среди отдельных фактов —

их секвенируют, чтобы найти ее сердце,
оставшееся где-то внутри.

///

«Кожа убыточна, как резкое расселение соли, взорванной вдалеке. Я обходил поле после того, как последний вертолет исчез в воздухе, и теперь всякое могло случиться. Формы стали мельче и быстрее, и приходилось сворачиваться, чтобы не повредить глаза. Вдалеке был установлен гигантский вращающийся диск. Приблизившись к нему, я понял, что любая песчинка, попавшая на его центральную поверхность, преобразовывает свой информационный облик».

///