Кажется, Ямб тоже уже был не рад, что написал ей, хотя терпел вопросы, как умный кот детские тисканья. Но от следующего наемника даже у него лицо переменилось. И то — пьянь подзаборная, драная куртка, рубашка в пятнах, воняет канавой.
— Здрасьте всем! Ты Ямб, что ли? Звиняй, я контрактик твой перекупил, последние гроши отдал, ух. Че делать-то? А то секретный ты, жуть!
Обри прищурилась, подалась вперед. Врет! Одежда воняет, тут без обмана, а взгляд ничуть не пьяный! И говорит, ишь какую речь выдал, никакие запинки с охами не спасут.
Но хорошо врет. Обри знала — то, что видит и слышит она, другие не замечают. Вот даже Джейн смотрит презрительно, отодвинувшись от плюхнувшегося рядом наемника, и не видит, что он играет.
Дверь каморки открылась еще раз, на последнее место сел…
— Монах? — это они с наемником сказали хором.
Мужчина в хламиде и с рваными шрамами на щеке кивнул. На голове у него сидел ястреб под колпачком, цеплялся когтями за толстую не то шапку, не то кольцо, как у расфуфыренных дам, не то тюрбан, как у имперских торговцев. Интересно, следы на морде тоже от его когтей?
Наемник сунул лапу в стоящую на столе миску с непонятными мелкими шариками, закинул в рот сразу горсть.
— Будем считать, все в сборе, — решил Ямб. Голос у него был под стать внешности: низкий, звучный. — Ваша задача узнать, кто ограбил дом О’Флаэрти две недели назад, О’Хили пять дней назад и О’Герман позавчера, и связано ли это с переделом территорий у банд вдоль западной стены.
— Хэй, папаша, не так быстро! — поднял руки глиняный пьяница. — Придержи козочек, что ли. Мы еще даже как кого зовут не знаем. Я вот — Эдвард, наемник, бабник, пьянь. Может, девчонки не захотят с таким, как я работать.
— Обри, — она сморщила нос. — Портниха из трущоб. Мне плевать, с кем работать.
— Джейн, — негромко продолжила подруга. — Тоже портниха. Если вы думаете так же хорошо, как пьете, меня все устраивает.
Монах вынул из мешочка на поясе замызганный лист и писчую палочку, черкнул что-то. Обри сердито нахмурилась.
— А для тех, кто не умеет читать?
— Бродячий монах Ястреб, — сказал за него Ямб. — Немой. А вы, госпожа Обри…
— Не госпожа!
— …не госпожа Обри, — да он каменный, что ли?! — умеете читать, насколько мне известно.
Она зыркнула исподлобья, спросила прямо:
— Откуда?
— Было кому научить, — так же спокойно ответил Ямб. — А вы не из тех, кто упускает возможности. Остальное узнаете сами, если возьметесь за дело.
— Как вы сказали, — иногда стоит стиснуть зубы и тоже изобразить статую. — Как вы и сказали, я не упускаю возможностей.
— Хэй-хэй, помедленней! — Замахал руками Эдвард, едва не снеся стоящую на столе вазочку. — Аванс дайте для начала. А то задачу изложили и все, гуляйте? Так не пойдет!
Его многословие очень хотелось заткнуть, но тут наемник был прав. Деньги — это важно. Очень важно, тем более для трущоб.
Аванса им выдали три, конечно. Обри пересыпала половину из своего в кошель Джейн — все равно ведь на одно дело пойдут, да и без нее Обри денег точно не дождалась бы. Так что все честно.
— А на карманные расходы?
Ямб внимательно посмотрел на наглеющего наемника.
— Входит в гонорар. Двести даров, согласитесь, достаточная сумма.
Птицы, она была не просто достаточной, она была несусветной! Пока дали шестьдесят, но Обри и таких денег раньше в руках не держала.
По крайней мере, честно заработанных и только своих не держала. И уже не подержит. Без Сида…
Дернула головой и встала первой.
— Все ясно, деньги получили. Пошли работать.
Дом О’Флаэрти, две недели назад…
Вот же сушь!
========== Глава 4 ==========
Южная Империя, город Пэвэти
14 Петуха 606 года Соленого озера
Сквозь маленькие окна каменного барака тек свет. Эш лежала на верхнем ярусе железной кровати и смаргивала слезы. Оказывается, иногда так сложно не плакать. Она уже это знала, поняла за прошлую неделю, но все равно часто накатывало, словно в первый раз.
Ей нравилась Пэвэти, город с женским именем. Она была большой, недоверчивой и пестрой, словно дикая птица, которую трудно приручить, но которая умеет распознавать ласку, и отвечает взаимностью тому, кто протягивает руки с миром. Но эта птица склевала сердце Эш, и теперь любовь причиняла боль.
“Империю сложно любить”, говорил он. Она тогда не понимала. Она, наверное, не понимала и сейчас — любовь ведь не баранья туша, которую трудно взвалить на плечи. Просто оказалось, что иногда любить — все равно что зашивать собственную рану.
Звонко протрубил рог, разом сели на койках гвардейцы. Эш свесилась со своей — Отектей тоже встал под этот звук, хотя, кажется, даже не открыл глаза.
— Доброе утро!
Маг кивнул, потер лицо, словно все еще пытаясь проснуться. Или не мог поверить, что барак ему не снится? В Цитадели Эш показалось, что ему очень нужна эта работа, и вчера он смотрел на мир вокруг, на город, на этот дом так, словно вспоминал очень важный, но почти забытый сон. Хорошо, что у них получилось уговорить Сикиса.
Тот спал напротив, и уже завязывал кушак.