Водяной

— Я сейчас как раз занимаюсь делом, касающимся некоторых твоих одноклассников. Не могу сказать каким именно, но в мои обязанности входит также спросить тебя, не связаны ли твои неприятности с этим делом. Если это так, можешь в любой момент прийти ко мне и все рассказать. И что бы ты ни сказала, можешь рассчитывать на мое честное слово — ни одна душа об этом не узнает.

— Ничего особенного. Просто съела что-то, живот схватило, а позвонить забыла. В следующий раз обязательно позвоню. А кстати, что с Томми, он все еще болен?

Л-Г посмотрел на меня с удивлением:

— А разве его не было на обществоведении?

— Нет.

— Значит, еще один случай отсутствия без уважительной причины. О болезни надо незамедлительно сообщать. Придется вернуться к этому вопросу на очередном собрании, чтобы все запомнили раз и навсегда.

Тон опять стал сугубо официальным, словно Л-Г увлекся ролью старшего друга и забыл на минутку, что он классный руководитель. А теперь вспомнил и посмотрел на часы — аудиенция закончена.

Я подошла к своему шкафчику. Главная классная сплетница, Джессика, уже тут. В спортивном костюме «Такано», как же, с подогревом ног, сапожки «Питер Пан», белые перчаточки с обрезанными пальцами… Она прямо символ нашего девятого: «Нивея-ультра» на губах, бигудишные локоны, белые кольца вокруг глаз от очков в солярии. Угрей у нее, правда, побольше, чем у других, и если бы не пудра, можно подумать, что ее дробью шарахнуло.

— Как контрольная?

— Нормально. А почему ты спрашиваешь?

— Вопросы трудные. К примеру, эти ракеты… «Першинги», по-моему… какие страны имеют их на вооружении. Не пойму, на кой черт нам запоминать все эти имена и названия? Если тебе интересно, спроси любого, кто знает. Учителя или не знаю кого.

Она посмотрела на меня так, точно это я виновата, что в мире существует обществоведение. Джессика училась хорошо, почти как я, но почему-то признаться в этом считала постыдным. Наверное, полагала, что парни не любят отличниц.

— А ты знаешь, что Герарда ректор вызывал в пятницу? — спросила она. — Еще до того, как ты смылась.

— Нет.

— На него заявили в полицию. Они целый час сидели в учительской — он, и Л-Г, и куратор. Говорят, там и полицейский был. Герард со своими столько творил всякого в последнее время… а теперь весь клубок размотают. Все только об этом и говорят.

Я достала из шкафа свой мешок, стараясь не слушать, как она нудит. Выше, на полке, лежали плеер и конверт с пятью сотнями крон — двести семьдесят мои, остальные — раззявистой тетки из аптеки. Может, не тянуть резину и сразу пойти к Герарду? Но он вроде не особо торопится.

— Так они из-за этого на вас с братцем накинулись?

— Из-за чего?

— Ну, вроде ты знала что-то…

— Не понимаю, о чем ты.

Джессика двумя пальцами вынула изо рта жвачку и внимательно ее рассмотрела.

— А что они с вами делали? В лесу? Я даже слушать не хотела, когда они рассказывали… Так ужасно… это правда, что они тебя разнагишали?

— Нет. Не пойму, зачем тебе изображать, что тебе есть до этого дело?

Она снова сунула жвачку в рот и начала ритмично двигать челюстями — похоже, обдумывала, не пора ли выдуть пузырь. Запахи: джуси-фрут и минестроне[15] из кухни. Странное сочетание.

— Но мне и правда есть дело! Они зашли слишком далеко. Педер сказал, что они с тебя сняли трусы… — она понизила голос, — и что-то затолкали в попку. Вот гады… Я бы не выдержала! Больно было?

Мне до смерти надоел этот идиотский разговор, но все же я не удержалась:

— Так почему же ты никому не расскажешь? Л-Г? Ректору? Если тебе и вправду есть дело? Так и скажи — Герард зашел слишком далеко, как ты выразилась, скажи, что слышала, что он со мной вытворял. Сделай одолжение — пойди и скажи, может, что-то и изменится. Но тебе до меня нет никакого дела, Джессика, ты только изображаешь, что тебе есть дело, а это ой как не одно и то же!

— Извини, извини… извини, что я существую! Ты ненормальная! Вечное страдание… настоящая жертва!

Она хлопнула ладонью по шкафу и ушла. В воздухе остался запах джуси-фрут и духов «Дейт». «Дейт Натали».