Водяной

Моя подопечная вежливо мне поклонилась, ласково(!) улыбнулась Лермонтову, кивнула старому слуге и молча протянула мне историю болезни поэта. Ну да, я приучил ее к этому, отчетность превыше всего.

Коротко пробежав взглядом скупые, но точные строки, я кивнул и вернул талмуд девушке. И снова заметил переглядку и улыбки поэта и моей подопечной. Итить, то, что поэт может влюбиться в Аяну, совершенно не странно. Лермонтов горяч и импульсивен, а Аяна очень красивая девушка, необычно красивая, даже необычайно. Просто иная, не европейская красота. И то, что она кум-пэри, для поэта точно препятствием не станет, напротив интерес подстегнет. Уже подстегнуло. Я чуть глянул в эмоции Аяны и Лермонтова — кипятком обожгло. Мда-с…

Вечером, после окончания чтений, я зашел в палатку поэта проверить его буйну голову. Аяна скромно встала в уголок и не отсвечивала, но то, что она в палатке поэта вечером, пусть и при старом слуге… хотя, я сам ей разрешил, да и Лермонтов больным числится.

— Захар-бай, вы разрешите Аяне выйти за меня замуж. — Огорошил меня Лермонтов после окончания осмотра. — Я люблю ее больше жизни.

— Хм… А ее вы спросили? — Короткий взгляд на пылающую красными щеками Аяну мне многое сказал. Я уже давно не рассматриваю Аяну как сексуальную партнершу, скорее, как ученицу и подопечную. Судя по всему, она об этом поэту не говорила, так что пусть так оно и будет. Не все надо знать влюбленным поэтам.

— Да. Она ответила, что не против, но все в вашей власти. — Поэт напряженно ждал ответа, Аяна тоже.

— Девочка моя, ты знаешь, что согласившись и выйдя замуж за смертного мужа, становишься обычной смертной девой? — Что-то я себя Дамблдором почувствовал. Аяну «девочкой моей» назвал. Вообще, странное ощущение, как будто родную дочку сватают.

— Знаю, усто. Я согласна. Мне вполне хватило двух тысяч лет понять, что четверть века с любимым человеком лучше тысячи лет одиночества. Я буду хорошей женой и постараюсь стать хорошей матерью. — А Аяна напряжена как струна, чуть ли не звенит.

— Будешь. Разрешаю. Но Михаил Юрьевич, обряд проведете здесь, благо ваш православный священник приезжает с Перовским. Хотя бы обряд помолвки. И вы понимаете, что священник обязан будет доложить вверх по команде, кого он окрестил? — Я внимательно поглядел на поэта, но ответил неожиданно старый слуга.

— Господин Захар-бай, церкви известно многое, ее еще одной обретшей правильную веру девой не удивить. Черной ведьмой Аяна никогда не была, врагу людскому не поклонялась. А пути господни неисповедимы, ваше благородие. Не бойтесь за барышню, семья барина ее в обиду не даст. — А похоже, что семья поэта готова на многое, лишь бы его оженить. Насколько я помню, это мечта его бабушки, обожающей своего внука.

— Тогда я не против. Аяна, будь добра, выйди и жди меня у нас в шатре. — Подождав, когда девушка, поклонившись всем, уйдет, я продолжил уже для Лермонтова. — Приданное будет богатым, Аяна не просто так, девчонка без роду без племени. По рангу она вам подходит, считайте ее статус примерно как столбовую дворянку. И дети будут здоровые, не переживайте. Только учтите, Михаил Юрьевич. Измените Аяне — погубите и себя, и ее, и детей. Это плата за ваше семейное счастье — верность. Даже по веселым домам ходить нельзя. А Аяна вам и так абсолютно верна будет. Любовь Дев Песков незыблема. Впрочем, вряд ли вас после венчания будут другие женщины интересовать, потому как вы не просто женитесь — вы смешаете и разделите сердца с Аяной. Тут любая свадебная церемония по любому обряду именно к этому приведет. Готовы ли вы к этому?

— Я готов к этому. Люблю Аяну истово и беззаветно. Мечтаю прожить с ней жизнь. — Поэт сглотнул ставшую внезапно вязкой слюну, встал с кресла, вытянулся, одернув офицерский китель. Или как там у гусар это называется? Интересно, почему гусары-гвардейцы здесь не приписаны к иным полкам? Так и ходят в своих пижонских одежках?

— Мое согласие у вас уже есть. Но Аяна теперь, до свадебной церемонии, будет появляться у вас только днем. Вы достаточно выздоровели, чтобы наделать глупостей и испортить все на свете. Потерпите малость. — Я усмехнулся, глядя на растерянного поэта. — Это не Кавказ, это Азия. Тут если плод вызрел, то падает сам. Потому извините, Аяна будет под приглядом, ее мои ученицы будут сопровождать теперь непрерывно. А после свадьбы вы будете ее господином и властителем. И да, по поводу книги. Я не против. Я не знаю юридических тонкостей, пусть этим стряпчие занимаются, которым вы доверяете. Деньги от издания разместите по счетам, которые я укажу. И кстати, у меня есть еще истории. Если ваших издателей они заинтересуют — то пришлю.