Водяра

— Расул, не нужно путать упорство с упрямством, — горячо заговорил Шамиль, в нарушение всех правил назвав Полковника его настоящим именем. — Мы не имеем права рисковать жизнью наших лучших людей. Нужно уметь смотреть правде в глаза. Мы проиграли. У нас один выход: дождаться ночи и уходить.

— Уходи, тебя никто не держит.

— Я возьму с собой моих людей.

— Их тоже никто не держит. Насильно никого сюда не тащили, насильно удерживать никого не будем. Мы и без вас справимся. Только вот что я тебе скажу. Ты не ингуш. Ты слизняк. Все вы, политики, слизняки. Умеете только болтать. А как доходит до дела — в кусты. Уйди с моих глаз, видеть тебя не могу!

Вбежал запыхавшийся боевик:

— Оттуда позвонили. Прибыл Аушев. Хочет войти в школу. Что сказать?

Полковник самодовольно, как показалось Шамилю, усмехнулся:

— Пусть входит.

Экс-президент Ингушетии генерал Руслан Аушев пробыл в школе около сорока минут. Молча осмотрел спортзал, где в спертом от духоты и мочи воздухе лежали и сидели на полу сотни детей и взрослых, заглянул в другие помещения, тоже до отказа забитые заложниками. В учительской коротко переговорил с директором школы, семидесятидвухлетней Лидией Александровной Цалиевой.

— Сколько всего людей в школе?

— Тысяча двести, — ответила она.

— Тысяча двадцать, — поправил Полковник.

— Спасите детей, Руслан!

— Я за этим сюда и пришел.

Заметив среди присутствующих Шамиля, дружески с ним поздоровался:

— И вы здесь? Вижу, достал вас мой преемник…

Потом минут двадцать говорил с Полковником наедине. Уже выходя из учительской, произнес в заключение разговора:

— Значит, договорились. Звоню Закаеву, его лондонский телефон у меня есть…

Шамиль сначала не понял значения этой фразы, просто зафиксировал ее в памяти. И не вспоминал о ней, пока отбирали и выводили из спортзала женщин с детьми до двух лет, отпустить которых согласился Полковник. Их набралось двадцать шесть. На выходе Полковник остановил молодую женщину с грудным младенцем на руках и девочкой лет семи, вцепившуюся в подол матери:

— Ты иди, девчонка останется, она уже большая.

— Нет! Я ее не брошу! Нет, не могу!

— Тогда оставайтесь все.

Аушев взял ребенка из ее рук:

— Успокойтесь, все скоро закончится…

Когда суматоха, связанная с выводом заложниц улеглась, Шамиль задумался о том, что может означать эта странная фраза Аушева: «Звоню Закаеву». В Лондоне был только один человек с такой фамилией, которому мог звонить генерал Аушев: Ахмед Закаев, министр иностранных дел в правительстве президента Масхадова, получивший в Великобритании политическое убежище. Москва не признавала легитимность Масхадова, между тем он был единственным человеком, представляющим непокоренную часть Чечни. В переговорах между Путиным и Масхадовым многие западные политики и российские правозащитники видели единственный выход из чеченского тупика.

И только теперь Шамиль понял замысел Полковника: освободить заложников при посредничестве Масхадова, сделав его тем самым реальной политической фигурой, с которой придется считаться президенту Путину. Политик Шамиль понял то, чего не понимал военный человек Полковник: это катастрофа, Путин не пойдет на это ни при каких обстоятельствах. И неважно, сколько жертв будет принесено: триста пятьдесят четыре, тысяча двести или тысяча двадцать.

Последние сомнения исчезли. Решение уйти из школы получило новый, очень мощный импульс.

Во втором часу ночи Шамиль и все его шестнадцать бойцов поднялись на чердак, переоделись в строительную спецуру в краске и заскорузлом бетоне и спустились в котельную, предварительно устроив по пустой площади стрельбу из автоматов и подствольных гранатометов. Через пролом в стене котельной выскользнули в темноту, беспрепятственно миновали железнодорожные пути и уже через двадцать минут сидели в старом «пазике», спрятав под сиденья автоматы. На этом автобусе они подвозили взрывчатку, на нем же приехали в последнюю ночь перед операцией.

Выезжать на трассу, ведущую к ингушской границе, не рискнули, наверняка она перекрыта милицейскими и воинскими патрулями. Двинулись по одной из грунтовок, десятки которых связывали Северную Осетию с Ингушетией. Но через несколько километров остановились: впереди было скопление огней, сновали бульдозеры, двигался ковш экскаватора. Шамиль с двумя бойцами пошел на разведку: грунтовку перекрывали глубоким рвом. Пришлось выворачивать на другую дорогу, такую же заброшенную. Здесь техники не было, но дорогу уже преграждал трехметровой глубины ров. Грунтовку окружал жидкий, низкорослый лес, но нечего было и думать проехать по нему на автобусе.

— Высаживаемся, будем пробираться пешком, — решил Шамиль. — Оружие оставить, спрятать в лесу. Если нарвемся на патруль: простые работяги, испугались, когда началась заварушка, идем домой.

Лесом пересекли границу, часа через полтора вышли к какому-то ингушскому селению. И словно свинцовый горб свалился: они были дома.

IV