Водитель моего мужа

— Паша, — Оля зовет, но я пару мгновений слепо смотрю на нее, не зная, как выключить тошнотворные картинки, которые мелькают в моей голове.

Я вижу, как он это делает. Вижу его лицо с фотографии. Вижу испуганную Ольгу. Точно также, как сегодня в баре, когда Дима полез к ней и начал задирать юбку.

— Может, все-таки уедешь? — она беспокойно проводит ладонью по подушке, на которую боится опуститься, потому что знает, что сразу же заснет. — Я успокоилась.

Я дал ей таблетки. Она мотала головой и почему-то считала это плохой идеей, но я молча стоял над ней со стаканом воды и двумя пилюлями, пока она не сдалась.

— Я уже написал Диме, что останусь дежурить.

— Что?

— Тебе помочь? — я подхожу к кровати и откидываю лишние декоративные подушки.

Ольга тут же сторонится, словно Дима уже стоит за дверью, она рывком подтягивает себя на другую половину кровати и отворачивается в сторону. Сама понимает, как дико это выглядит, но ничего не может поделать с собой.

— Тебе нужно поспать, — я забираю последнюю микроскопическую подушку и отхожу в сторону, чтобы она не нервничала. — Я вытащу кресло в коридор и оставлю дверь открытой, чтобы видеть тебя.

— Ты будешь спать в кресле?

— Знала бы ты, где мне приходилось спать, — мягко улыбаюсь и пытаюсь хоть чуть-чуть ее успокоить, обычно моя улыбка действует на нее, но сейчас не тот день. — Малыш, ложись. На сегодня хватит.

— Ты разбудишь меня, если тебе напишут о Диме.

— Да.

— Обещаешь?

— Конечно, я скажу.

— А где моя одежда? — она проводит ладонями по вороту махрового халата и нервно оглядывается по сторонам.

— Осталась в ванной.

— Принеси, пожалуйста.

Я хмурюсь, не понимая ее встревоженного тона.

— Там белье, — она вдруг смущается, будто разговаривает с посторонним. — Дима не поймет, если я оставлю его на виду, когда в квартире чужой мужчина.

Она на ногах не стоит и заторможенно говорит, растягивая фразы по слогам, потому что таблетки начинают действовать, но все равно держит в уме мужа и его жестокие правила.

— Паша, пожалуйста. Я уберу под подушку, мне так будет спокойнее.

— Да, малыш.

Я разворачиваюсь и ухожу. Открываю дверь ванной комнаты и собираю ее одежду с пола, поддаюсь ее неврозу и кручу вещи в руках, проверяя нет ли надрывов… Хотя юбку распустил по боковому шву Дима, она слишком узкая, чтобы скручивать ее злыми мужскими пальцами.

Я хочу уже уходить, но упираюсь обеими руками в мраморную раковину и смотрю на свое отражение. Так хочется вмазать со всей дури, но чтобы полетели ни осколки, а мои зубы! Что я делаю? А? Помогаю любимой женщине ложиться под подошвы мудака.

Вот что ты делаешь, Паша.

Любуйся…

Отвинчиваю кран холодной воды и опускаю голову под мощный поток. Еще минута в пустоту, мне постепенно становится легче и из черепной коробки уходит монотонный шум, который напоминает удары по боксерской груше. Глухие и мощные.

Я кое-как вытираюсь и иду назад. Когда вхожу в спальню, Оля уже спит. Но она так и не легла, а завалилась на изголовье, безвольно бросив руки на бедра. Видимо, действие снотворного забрало ее, пока она ждала меня. Я перегибаюсь через нее и закидываю сложенные вещи под соседнюю подушку, а потом осторожно приобнимаю ее и помогаю выпрямиться. Подтягиваю вниз, чтобы ее голова, наконец, коснулась подушки и замечаю, что пояс халата развязался и его полы раскрылись.

Она худенькая как юная девушка. Чересчур. Почти что болезненно. Я впервые смотрю на нее обнаженную открытыми глазами, не отвлекаясь на ее жаркие поцелуи или пронзительные слова, и замечаю новые детали. И, конечно же, новые ссадины от рук Димы. На внутренней стороне бедра… Он впечатывал в нее свои длинные пальцы, пока я держал ее.

Я сжимаю край халата и укрываю Олю, но мне не хватает деликатности. Она чувствует мое неосторожное движение и вздрагивает сквозь сон, как в ознобе, а потом резко выбрасывает вперед свою ладонь и натыкается на мои пальцы. Она не просыпается и рефлекторно отстраняется, закапываясь лицом в подушку.

— Не надо, — шепчет она сбивчиво. — Нет… Я не хочу…

— Малыш, это я, — на свой страх и риск кладу ладонь на ее голову и невесомо провожу, собирая ее влажные волосы. — Только я.

Она выдыхает полной грудью, узнав мой низкий голос, и расслабляется. Из ее тела уходит бетонное напряжение и она легонько ведет головой, ища мои пальцы. Я наклоняюсь к ней, закрывая собственным телом, и утыкаюсь лицом в ее висок. Целую, а потом говорю все бессмыслицы, которые только приходят в голову, просто говорю и говорю, чтобы она слышала мой голос и ничего не боялась.

И не вспоминала то, что было до меня.

В конце концов, я плюю на кресло и, забросив пиджак на комод, ложусь рядом. Считаю ее сонные выдохи, а потом сгребаю в охапку и чувствую, как она бессвязно шепчет сквозь сон. Что-то мягкое и милое, что точно предназначается мне. Оля понимает, что это я, и закапывается лицом в мою шею. Ее теплое дыхание гуляет по коже и согревает, так что вскоре я тоже успокаиваюсь и чуть-чуть отпускаю произошедшее.