Водитель моего мужа

— Ты знаешь, как успокоить женщину, — счастливо улыбаюсь и целую в висок, развернувшись в его сильных руках. — Я люблю тебя.

— Я почувствовал.

Легонько бью его за наглую остроту и вижу, как он закусывает нижнюю губу. Обаятельный и какой-то мальчишеский жест, один из тех, которые я отчаянно в нем люблю. Хотя Паша весь такой, без изъяна и недостатка. Или я так сильно влюблена, что стоит провалиться в его мужское обаяние с головой, так пути назад нет. Я лежу на его груди и кутаюсь в его руках, и не могу поверить, как спокойно и ровно дышу.

— Это правда? — спрашиваю вполголоса.

— Ты о чем?

— Что я красивая и чертовски сексуальная.

Паша сжимает меня крепче и обводит длинными пальцами резкий изгиб талии. У меня идут мурашки от его тягучего прикосновения, которое сминает мою плоть и ласкает кожу. А внизу живота полыхают отголоски недавнего пронзительного удовольствия, когда он заставил меня дрожать всем телом и ощущать воздух как горячий терпкий поток.

— Ты лучше, малыш. Я просто не умею подбирать слова…

— Умеешь. У меня каждый раз сердце замирает.

Это правда. Всё, что касается Паши, правда. Все, что происходит между нами, как глоток честного чистого кислорода.

— Мы пока будем здесь?

— Да, — Паша кивает и кладет ладонь на мою голову, собирая сбившиеся волосы назад. — Будем ждать звонка.

— Димы?

— Либо его, либо моего человека. Смотря, кто позвонит первым. Если Дима, придется переписать план и забрать тебя из другого места. Если мой друг, то ты уедешь из этой квартиры.

— И когда мы увидимся вновь?

— Увидимся, это главное.

Меня впервые не успокаивает его вкрадчивый и приглушенный тон. Я нервно оглядываюсь и ловлю его ровный взгляд, который тоже ничего не может поделать с моими эмоциями.

— То есть у тебя нет сроков?

— Нет, — честно отвечает Паша. — Но обещаю, что сделаю всё, как можно скорее.

— Что всё? У тебя есть план?

— Давай я сперва увезу тебя…

— Нет, — я упрямо качаю головой и перехватываю его ладонь, которой он хочет подцепить мой подбородок и свести разговор к поцелую. — Я должна знать, Паша, мне нужно. Ты не можешь скрывать от меня… Ты предлагаешь мне уехать, а самому остаться здесь, с ним, и при этом не хочешь рассказать мне детали. Нет, так нельзя, я с ума сойду…

— Я расскажу тебе, когда ты уедешь, — он почти что говорит по слогам. — Я позвоню или тебе передадут. С тобой будет двое мужчин, проверенные ребята, я им доверяю, как себе.

— Ты уходишь от темы.

— Оленька, милая, ты сама только что говорила, что тебе страшно спать рядом с Димой. Потому что боишься произнести мое имя во сне. Зачем тебе еще мой план? Чтобы бояться и за него? Ведь он почти довел тебя в клубе и мог бы доломать.

— Да, — я закрываю лицо ладонями и не знаю, что делать с его бетонной правотой.

Глухая стенка, об которую все равно хочется разбить руки.

— Тебе не стоит знать подробности. Ты сама это прекрасно понимаешь.

Я молчу и постепенно вновь переключаюсь на его мягкие прикосновение. Паша доубеждает меня лаской и тугими объятиями, давая прочувствовать каждый мускул своего тренированного массивного тела. Он словно хочет напомнить мне, что он по-настоящему сильный и закаленный. В каком-то смысле он сам по себе оружие. Летальное и пристрелянное.

— Мне трудно представить тебя в форме, — неожиданно для себя признаюсь ему и ловлю его удивленный взгляд.

— Почему?

— Не знаю, как объяснить… С одной стороны, ты спокойный, сдержанный, — мне на ум сразу же приходит слово “офицер”, — и видно, что ты можешь постоять за себя. Но с другой, мне всегда казалось, люди из силовых структур грубее и резче. Как профессиональная деформация.

— Я вовремя ушел. И потом, кому мне грубить в этой спальне? — Паша усмехается и обводит ладонью просторную комнату. — Мм? Знаешь, есть хорошая поговорка.

— Солдат ребенка не обидит? Так я ребенок для тебя? — я наигранно возмущаюсь и толкаю его плечом в грудь.

— Ты мой малыш, это не секрет.

Я сижу в его теплых руках еще с полчаса, ни о чем не думая и не произнося слов. Просто чувствую его присутствие и пытаюсь запомнить каждую минуту сладкого затишья, а потом отгоняя мысли, что его не будет рядом какое-то время.

Какое-то.

У меня даже нет сроков. Но есть его обещание. Так что мне еще нужно?

Паша подает мне одежду, и я одеваюсь. Самое трудное — вернуть на себя порванную Димой юбку. И не вспоминать, как он это делал и как болезненно улыбался, наблюдая, как меня выкручивает наизнанку.

— Здесь нет других вещей. Дима вывез их в прошлый раз… Не знаю, что на него нашло.

— Он ублюдок. Других причин не надо.

— Да, ты прав.

— Но ты так не думаешь, — Паша встает с кровати и неожиданно опускается на колени передо мной.

Он подцепляет пальцами порванный край и срывает торчащие нитки, чтобы разрыв не так сильно бросался в глаза.

— Ты как раз ищешь другие причины его ужасных поступков, — добавляет он. — И в себе тоже. Ты назвала гнусность, которую хотел с тобой сделать другой ублюдок, изменой. Ты сама заметила?

— Нет, — я потерянно качаю головой и с трудом помню, какие именно слова произносила в ванной. — У меня не было сил подбирать слова.