Водки летчикам не давать!

Леха Перегудов крест на своей карьере поставил, когда получил самое красивое звание на флоте — капитан. Леха был матерый ДШБшник ростом под 200 см, с огромными кулачищами, сиплым басом и с полнейшим отсутствием каких-либо принципов. Перегудов был отнюдь не туп и за пять лет командования ротой познал все тонкости и нюансы должности. Всех проверяющих он встречал сидя в канцелярии, не проявляя ни малейших признаков смятения или ужаса при появлении в его роте какого-либо должностного лица, облеченного бременем власти. Проверяющие возмущались наглым ротным, но обламывались при проверке всяко разной документации, порядка и внешнего вида военнослужащих. У Перегудова всегда все было в порядке. Матросы первой десантно-штурмовой роты поражали должностных лиц своими габаритами — в роте не было ни одного военнослужащего ниже 180 см. — безумным и преданным взглядом и готовностью выполнять самые дикие приказы. Один из проверяющих как-то ляпнул обезумевшему десантнику:

— Я вот вам приказываю, товарищ матрос: прыгните из окна! И вы что, прыгните?

Матрос ни слова не говоря десантировался из окна на втором этаже. Проверяющий схватился за сердце. Матрос-десантник приземлился как положено по наставлению по ВДП и побежал вприпрыжку обратно, ожидая дальнейших приказаний. Самые невоспитанные, злобные и здоровые матросы со всего флота ссылались в первую ДШР. Из пьяниц, наркоманов, алкоголиков в довольно короткие сроки выращивались отменные штурмовики. Ну и что, что с дебильным выражением лица, зато ух какие понятливые и готовые по первому свистку порвать всех в клочья и выполнить любой приказ.

Первую роту в батальоне боялись и уважали. «Боевики» из штаба дивизии пускали счастливую слезу умиления, наблюдая как десантники-штурмовики добросовестно и методично валят все мишени на стрелковом поле, а потом, подхватив на носилки «раненого» ротного, совершали марш-броски и переходы. Леха возлегал на носилках и заруливал ротой. Рядом с личными носилками ротного шествовал ротный писарь с неподъемным рюкзачищем и по первому требованию наливал из термоса кофе, подавал бутерброды и носился вызывая взводных. Как-то на полковых учениях командир полка заинспектировал десантно-штурмовой батальон. Весь личный состав роты во главе с офицерами стоял в положении для отжимания в позе «полтора», а доблестный ротный сидел рядышком в раскладном креслице, мирно покуривал и читал подчиненным статьи из Боевого устава. Комполка восхитился подобной методой обучения и послал всю роту за тридцать километров штурмовать сопку, на которой располагался ЗКП условного противника. Леха ничего не сказал, а принялся исполнять приказ. Через два часа комполка и комбат ДШБ были вызваны к руководителю учений, одному очень красивому и толстому адмиралу, который в восторге брызгая слюнями рассказал «страшную» историю о том, как он, находясь на ЗКП противника, подвергся нападению неизвестных матросов, которые шли в атаку в тельняшках и касках, кричали «полундра», зверским образом отмудохали всю комендантскую службу, ворвались в бункер, повязали всех офицеров, сперли все карты и испарились в неизвестном направлении. Причем адмирал действительно восхищался, матросы его не тронули, а их предводитель, здоровенный офицер, довольно четко представился, объяснил свои действия и доложил, что выполняет задачу, поставленную командиром полка. Командир полка открыл рот и пустил слюни.

Потом кое-как собрался и четко отрапортовал, что, действительно, это был его замысел, этакий хитрый тактический ход. Комполка и комбат получили лично от командующего флота по ценному подарку в виде китайского фонарика (без батареек), и наручных часов неизвестного производства с дарственной надписью. В первой ДШР награда тоже нашла героя — ротный получил выговор, чему абсолютно не опечалился. Вместо того, чтобы впасть в уныние, капитан Перегудов провел химтренаж с ротой, а после собрал своих офицеров и устроил небольшую попоечку (так, ящика на два водки где-то). Все командование полка потом пыталось допросить десантников, как за два часа можно было совершить такой во истину «суворовский марш», никто однако сей тайны не раскрыл, а матросы делали лошадиное выражение лица, включали тумблер «Д».