Водная пирамида

О многом передумал Ягулче Дримский, пока шел вдоль реки. По пути он встретил разных людей: одни с ним здоровались, другие обходили его стороной. Ягулче Дримскому все же было как-то не по себе. Наконец, вот так, с медалью на груди, вошел он в здание комитета. Поднявшись по лестнице, направился к актовому залу, где у дверей его встретил Трим Тоска, секретарь городской парторганизации. Ягулче вошел в зал с медалью, будь, что будет!

И тогда — ничто, в сущности, не изменилось с далеких оттоманских времен, когда ценою вопроса была власть, власть над людьми. Она так и осталась в мифологическом ореоле. Для людей, подчиненных власти, и для людей, которые думали, что они ее подчинили, она оказывалась фатальной, она приходила из такой дали, какую трудно представить, может, даже от Бога. Восточный фатализм, сколько бы времени ни прошло после падения Оттоманской империи, когда дело касалось власти, не мог быть искоренен легко и просто.

Вот и Ягулче Дримский представлял себя красным оттоманским вали в сталинском вилаете, ожидающим указа — фирмана о наказании или, наоборот, о поощрении. Разные мысли вертелись у него в голове. Все в Ягулче будто застыло, замерло без движения. Впервые в жизни он не чувствовал себя под стать своему имени. Эх, бедный Ягулче, не мог он больше оставаться ни в воде, ни на суше. Как бы не оказаться Ягулче в речной запруде. А оттуда, известно, спастись нелегко, попал, и готово, ты пойман, ах, как мало шансов найти выход из лабиринта. «Ох, гляди, гляди — и республиканского партсекретаря пригласили! Как в те времена, когда судили спекулянтов, предателей. Наказание будут определять, что ли… — думал Ягулче Дримский, чувствуя себя, словно в ловушке. — Одному Богу известно, что со мной будет, — снова охватывали Ягулче сомнения, — от судьбы не убежишь». Да, давно не обращался к Господу Ягулче, который одним из первых закончил партийные курсы по научному атеизму. Между тем, не желая раньше времени выказывать признаки слабости, он энергично зашагал навстречу секретарю горкома партии. Поздоровался сначала с ним, а потом и с другими, понятия не имея, кто эти люди. Он видел их впервые в жизни. Ягулче пожал им руки мягко, тепло, что не было для него характерно. Будучи в боевом настроении, он мог и руку сломать при пожатии.

Но, когда Ягулче увидел на столе разложенную перед секретарем большую рельефную карту, на которой было Озеро со всеми втекающими и вытекающими из него водами, на душе у него полегчало. Он взглянул на свою медаль. Но тут его накрыла новая волна страха. Уж не переборщил ли он в своих действиях с водой и людьми? Не пожаловались ли на него крестьяне, вдруг его собрались судить за его поступки? Он хорошо знал свои грехи, помнил случаи, когда неправомерно злоупотребил своей властью.

Ягулче немного успокоился, когда в зал вошли инженеры из республиканского министерства строительства и городского планирования, местные представители власти. У него словно камень с души упал. Но вдруг он увидел среди присутствующих биолога Цветана Горского, и в душе снова шевельнулись сомнения. Не мог несчастный Ягулче до конца быть спокоен. В голове его промелькнули мысли о Цветане Горском и его друге с сомнительным прошлым — белогвардейце Игоре Лозинском, который вообще неизвестно как оказался здесь, да еще водил дружбу с эмигрантом из Албании — адвокатом, который с семьей перебрался в Скопье.

Пока шла война, Ягулче Дримский ничего не мог предпринять в отношении Лозинского. В тех условиях другие задачи были для него приоритетными. Но и тогда ему не давал покоя вопрос: как вселилось в человеческие души огромное уважение к Игорю Лозинскому, как он завоевал себе такую славу среди людей? Людей, которые оставались абсолютно равнодушными к решениям власти, к призывам партии. «Но, — сказал себе Ягулче, — лучше об этом не думать, пока ему не станет до конца ясно, что здесь делает Цветан Горский и кто его прислал».

Когда Трим Тоска, албанец, известный участник борьбы за освобождение Югославии от фашизма с самого начала народно-освободительной войны, решил, что в зале стало уже достаточно тихо, он встал и представил собравшимся важных лиц, присутствующих на заседании: сначала представителя Центрального Комитета партии, потом представителей Министерства строительства и городского планирования, дальше — местных функционеров, в том числе, и биолога Цветана Горского. Ягулче Дримский ожидал услышать и свою фамилию. Но — этого не случилось! Его прошиб холодный пот, он побледнел, испугался, даже прикрыл рукой медаль. В тот момент он почувствовал, как колотится его сердце. Трим Тоска заметил, что Ягулче Дримский нервничает. Он попытался ободрить его мягким взглядом, но это не помогло. Тогда Трим Тоска, возвысив голос, сказал: