- У тебя нет причин беспокоиться по поводу того, что я ветреный, не так ли?! Ведь я - твой вечный слуга!
Внезапно Гиш крепко обнял Монморанси. Потом, преодолевая ее сопротивление, повернул к себе ее щеку и уже намеревался поцеловать ее. Девочка, не настолько уж раздосадованная, как это изображала, закрыла глаза.
- Прекратите! - Сайто резко растащил эту парочку.
- Ты - неотесанный грубиян!
- Вот и отлично! Быстрее сделай что-нибудь с Луизой!
- Она со временем поправится.
- Со временем - это когда?
Монморанси склонила голову набок.
- Существуют индивидуальные различия, поэтому может - через месяц, а может - через год...
- Ты намеревалась заставить меня выпить эту гадость?! - Гиш побледнел, хотя он был таким недалеким.
- Так долго ждать? Сейчас же! Что-нибудь! Сооруди!
Одним рывком Сайто приблизил лицо к Монморанси.
- Да поняла! Я приготовлю лекарство, поэтому просто подожди!
- Быстрее готовь. Ну же, готовь. Сейчас готовь.
- Однако для приготовления лекарства необходим некий дорогой секретный ингредиент, но я потратила все свои запасы, когда готовила приворотное зелье. Хотя его можно купить, но у меня нет денег. Как же мы поступим?
- Без гордости могу сказать, что у меня тоже денег нет. Здесь я сдаюсь.
- Нет денег? Вы же - дворяне!
Когда Сайто закричал это, Гиш и Монморанси переглянулись.
- Хотя мы - дворяне, но у нас все еще - статус учащихся.
- В наших семьях родители имеют земли и деньги.
- Ну, тогда попросите родных выслать денег, - предложил Сайто, сердито глядя на эту парочку. Тогда Гиш серьезно поднял указательный палец и принялся объяснять:
- Слушай. В мире есть два типа дворян. Те, у кого с деньгами - полное невезение, и те, к кому деньги текут рекой. Например, такие, как семья де Монморанси: они потерпели неудачу в осушении заболоченных земель, и теперь им тяжело вести дела на своих территориях...
Тут вмешалась его подруга:
- Или такие, как семья де Грамон: пребывая на действительной военной службе, растранжирили свои денежки на роскошную экипировку...
- Таким образом, дворяне просто созданы для того, чтобы иметь проблемы с деньгами. Без гордости могу сказать, что в мире половине дворян с трудом хватает в лучшем случае на содержание своего особняка и своих земель. Полагаю, тебе, простолюдину, этого не понять, однако сохранять гордость и доброе имя дворянина - это тоже весьма тяжело.
- Этого на что-нибудь хватит?
Он высыпал их на стол.
- Ого! Почему у тебя столько денег?
Увидев гору золотых монет на столе, Монморанси вздохнула.
- Поразительно. Тут, по крайней мере, пятисот экю.
- Не спрашивай, откуда они. Слушай, купи на эти деньги дорогой секретный ингредиент, как ты его назвала, и завтра сделай что-нибудь.
Монморанси неохотно кивнула.
* * *
Когда Сайто с полегчавшими карманами вернулся в комнату Луизы, помещение выглядело необычно.
В нем было дымно, словно здесь курили табак, но запах был сладковатый. Хозяйка сидела в центре комнаты на полу и возжигала благовония.
- Эй, что случилось? Что это за фимиам? - когда Сайто это спросил, Луиза уставилась на него и заговорила таким голосом, словно готова была расплакаться:
- Куда ты ходил...?
Тут фамильяр заметил кое-что в ее внешнем виде.
- Ты оставил меня в полном одиночестве... - она подняла взгляд на Сайто и, надувшись, произнесла это таким голосом, словно готова была расплакаться. Видимо, Луизе стало одиноко, и она разожгла благовония.
- П-прости...
Ее линия талии проглядывала из расстегнутой блузки. Нигде не было заметно ни кусочка ткани, напоминающего нижнее белье.
Сайто задрожал.
- Т-ты, надень т-т-т-т-трусики! - с дрожью закричал он, отвернувшись в другую сторону.
- Н-не надену.
- Почему?! Если можешь, объясни причины!
- Во мне нет сексуальности. Я это знаю. Именно поэтому, хоть ты и спишь рядом, но ничего не предпринимаешь. Это невозможно простить, - без умолку говорила Луиза таким голосом, словно готова была расплакаться.
- Т-то есть, даже если я, нуу, внезапно повалю тебя и сделаю с тобой все, что захочу, это н-н-н-н-н-нормально?
- А э-это нельзя...?
- Точно. Именно так.
- Однако, если это ненадолго, я закрою глаза. Если это хотя бы час, я закрою глаза и притворюсь, что ничего не понимаю.