Я читала и невольно улыбалась. Глупо, по–идиотски. И казалось, что даже свечи в комнате засветили ярче, жарче полыхнул огонь в камине, а темная ночь за окном вот-вот разродится первыми лучами рассвета. А все оттого, что Дрок вспоминал мои волосы. Мои. Светлые. Меня. Не личину волоокой брюнетки Лорелеи. И выходило, что целовал он тогда в холле тоже меня.
И сейчас я понимала, почему Дрок предпочел написать это послание симпатическими чернилами. Оно было очень личным. И обращенным именно ко мне. Не к жене Хозяина Бурь, а к светлой чародейке.
Я держала в руках письмо, смотрела на темное небо, в котором ветер рвал снежные тучи на куски,и лунный свет теперь лишь изредка проглядывал сквозь них, на снег, мерцающий в окне, на спящие горные пики и думала о темном. Лис, дипломат, стратег… истинный темный. А темные, как говoрила Бо, никогда не признаются в любви.
– Кар, - напомнил о себе ворон. И ненавязчиво так перепорхнул на подоконник. Дескать, дело сделано, послание вручено, прочтено и я могу быть свободен.
– Не так быстро. - С этими словами я оторвала клочок бумаги от листа, лежавшего на секретере, и вывела обычными чернилами всего одну фразу: «Этo не Эйта». Свернула в трубочку и передала ворону. Тот недовольно зажал весточку. – А на словах передай, что я тоже по нему скучаю.
Крылатый посланник, сидевший ко мне боком, возмущенно сверкнул на меня своей бусиной-глазом в духе: «Да ты издеваешься! Как я устно передам?» – захлопал крыльями и вылетел окно, едва я успела распахнуть створки. Чиркнул меня еще по макушке крылом, высказав свое вороново «фи» всяким там дурочкам,требующим от бедной безмолвной птички невесть чего.
И вот странность: вестник улетел, на дворе стояла глубокая ночь, а сна не было ни в одном глазу.
ГЛАВА 8
– Итак, на чем мы остановились? – четко, с интонацией дознавателя, произнесла я, обращаясь к стенам.
Касселрок предпочел сделать вид, что он добропорядочный замок и в такую глухую полночь беспробудно спит и ничего не слышит.