При мысли об урагане, который она только что выпустила на волю, у Мары опускаются руки.
— Плыви, Мара, не останавливайся! Смотри, вон плот! — Горбалс подталкивает девочку в сторону металлической посудины и сам плывёт рядом, поддерживая её.
Маре хочется немедленно плюхнуться на ржавую железяку и лежать, не шевелясь, но, оглянувшись, она вдруг понимает, до чего же ослаб Горбалс. Время, проведённое в рабстве, не прошло для него даром, а тут ещё потрясение от внезапного побега… и его рана. Она принимается грести руками, и плот быстро движется к острову древогнёздов. Маре всё ещё не верится, что ей удалось найти друзей и освободить их: стриженный наголо Горбалс так не похож на себя; но он нашёлся, он все-таки жив!
— Ты не видел Винга? — кричит Мара. Привыкнув к яркому свету Нью-Мунго, она почти ничего не различает в ночном сумраке Нижнего Мира.
Горбалс, который всегда хорошо видел в темноте, внимательно вглядывается вдаль.
— Вон они! Крысёныши! — кричит он в ответ. — Смотри, они уходят!
И действительно, по исчерченной серебристыми линиями поверхности моря движется водяная шпана: они идут клином, словно перелётные птицы, словно косяк рыб, как будто точно знают нужное им направление.
Конечно, разглядеть в этой толпе Винга невозможно; остаётся только надеяться, что он там.
Плот ударяется о берег, и они, спотыкаясь и падая, бегут вверх по холму, к поляне, к деревьям, на которых прячутся древогнёзды. Два десятка огромных глаз с ужасом взирают из переплетения ветвей на то, что творится вокруг. Неожиданно откуда-то сверху раздаётся громкий возглас, и с дерева спрыгивает Бруми-ло. Она крепко-накрепко обнимает Горбалса, потом — Мару. Её испуганные, изумлённые, счастливые глаза говорят то, что она не в состоянии произнести вслух.
— Мара, что происходит? — вскрикивает Молиндайнар, шумно приземляясь на землю рядом с Бруми-ло.
Один за другим древогнёзды спускаются с деревьев.
— Некогда объяснять. Быстрее, идите за мной. К кораблям у центральных башен, — объявляет Мара.
— К кораблям?! — ахает Бруми-ло. — У тебя получилось?! Мы будем свободны?! Предсказание сбывается?!
— Ты Лицо на Камне! — провозглашает Горбалс. — Я всегда знал это!
— Я знаю только то, — Мара старается говорить спокойно, — что нам надо действовать очень быстро, если мы хотим спастись. Торопитесь, все!
— Кэндлриггс! Скорее! Спускайся! — зовёт Бруми-ло, поворачиваясь к Большому гнезду. Потом она наклоняется ко впадинке между корнями и достаёт фонарик.
— Видишь? Я сберегла его для крысёныша! Ты ведь и его спасла?
Мара заглядывает внутрь и видит, что вместо светляков в плетёной клетке фонарика сидит воробей, приятель Винга.
— Да. Надеюсь, с ним всё в порядке. Пригляди ещё немного за его птичкой, Бруми-ло, пока мы его снова не найдём. А теперь торопитесь! Все на плоты!
—
Но Маре не до того. Она помогает древогнёздам погрузиться на плоты, потом вместе с Айброксом отталкивает их от берега. Но где же Кэндлриггс и Бруми-ло?! Малыш Клэйслэпс жалобно хнычет, обвив ручонками шею Поллока.
— Упрямая старуха! — Расстроенная Бруми-ло сбегает с холма — Мара! Пожалуйста, поговори с Кэндлриггс; она отказывается ехать. Все эти годы она так ждала, когда Предсказание сбудется, а теперь не принимает его.
Мара мчится назад к Большому гнезду.
— Кэндлриггс! — кричит она в отчаянии. — Вы должны поехать с нами! Это единственная возможность!
— Предсказание никогда не предназначалось для меня, Мара, — отвечает ей сверху голос старухи. — Оно для тебя и для остальных. Это
Мара вспоминает, как Тэйн отказывался покинуть свой остров. Если Кэндлриггс действительно решила остаться, то что они могут поделать?
— Послушай меня. — Кэндлриггс пытается перекричать грохот и вой сирен, которые доносятся со стороны Нью-Мунго. — Я последняя женщина из того поколения, которого больше не существует. Я прожила такую жизнь, которую никто никогда уже больше не проживёт. Скоро я покину этот мир, как сухой лист — дерево. И до последнего дня я останусь собой. Но… Мара, — голос её едва слышен. — Скажи мне только одно. Он ещё жив?
— Да, — отвечает Мара. — И он помнит о вас, Кэндлриггс. На груди у него вышита белая лилия — это эмблема Нового Мира. А ещё он хочет поместить изображение лилии на луне.
Старуха вскидывает голову к огромному городу в небесах.
— Что ж, — говорит она, но в этих коротких словах сокрыто столько чувства, что Мара не забудет их вовеки. — Он в своём Большом гнезде, а я — в своём. Оба мы всё такие же упрямцы, и оба до сих пор не можем позабыть друг друга. Но я никогда не смогла бы жить на том дереве, Мара, и питаться его гиблыми плодами.
— Не смогли бы, — соглашается Мара.