Водоем. Часть 1. Погасшая звезда

— Не знаю, да и не в этом дело, Сережа! Любые слова можно на десяток ладов толковать — кому, как не тебе, об этом знать! И если захочешь, то можно перетолковать так, что каждый найдет себе оправдание или хотя бы лазейку… Ну, например, можно предложить обсудить, что имел в виду Иисус под словом «вожделение»…

— И в самом деле, что? — хитро прищурился Сергей.

— Это уж вам, мужчинам, лучше знать! — парировала Света.

— Как ни странно, но я об этом немало думал…

— Ну-ну, интересненько, — оживилась пуще прежнего гостья.

— Я полагаю, что надо исходить из того, что вожделение — это противоположность восхищения. Первое унижает, второе — возвышает, вожделение хочет владеть и иметь, властвовать, контролировать и пользоваться, а восхищение ничего не требует, а только любуется и желает радости, счастья и свободы любимому…

— Свободы!? Бог мой, ты говоришь о том, о чем я думаю порой часами, только вот не могла выразить в словах так ясно и лаконично, как ты… Если бы ты знал, как часто я думаю о свободе и как ей дорожу!

— Неужели? Разве для женщины свобода так важна? Мне всегда казалось, что…

— Мы сделаны из другого теста? — перебила его девушка. — А потому нам нужно только одно — прилепиться к мужику и стать его рабой?

— Ну, почти… — нехотя согласился Сергей. — Но зачем, скажи, ты тогда так рано вышла замуж?

— Я по любви вышла, Сережа! И не «зачем», а «почему»! Потому что любила… и до сих пор люблю… И если бы мой муж не пообещал ценить и уважать мою независимость, мое право на счастье, мою свободу, то я никогда бы не вышла за него! Никогда, понимаешь, Сереженька!… Кстати, он о тебе рассказывал — ты у него философию вел…

— Разве? Погоди… Он в прошлом году закончил… Нет, не может быть. Я не мог у него вести! Когда я пришел в училище, он должен был уже учиться на третьем курсе, а философия всегда была на втором… Ты что-то путаешь, Света.

— Да нет, — упорствовала девушка, — как же я могу путать, когда он мне точно о тебе рассказывал, да как!

— Как? — поинтересовался Сергей, усаживая на лицо подобие гордой улыбки.

— Как? Восхищенно, восторженно рассказывал… Про то, например, что «любовь к одному — это варварство, ибо осуществляется в ущерб всем остальным»…

— Это не мои слова, это Ницше… Но верно, я их мог цитировать… Погоди, я у них мог замещать семинары по культурологии… У нас тогда Иван Григорьевич слег с инфарктом в госпиталь…

— Ну, вот видишь! — обрадовалась своей правоте Света. — А больше всего его поразило, о чем мы потом долго спорили, твое рассуждение о ревности…

— И какое же?

— Ну, я своими словами скажу, ладно? Примерно так: любить — это радоваться, когда твоему любимому хорошо; твоему любимому хорошо в постели с другим, значит, если ты его любишь, ты должен этому радоваться. Или я что-то напутала?

— Да не особенно… Но ведь это лишь софизм, а на самом деле все много сложнее. Я против разврата, Света!

— А разврат — это что? Где грань между любовью и развратом?

— Ну, как бы тебе попроще разъяснить, — задумался Костров. — Секс без любви — это разврат, а секс по любви — это уже не разврат. Вот случай. Ты знаешь, у нас есть общежитие — там старшие курсы живут. И вот в прошлом году я там дежурил, а со мной женщина — солдатка, что за пропускным режимом следит. А тут еще праздник — Новый год, с 31-го на 1-е. В общем, шампанское текло рекой, и не только шампанское, так что к утру весь мой наряд, кроме меня, был в отключке. А этой женщине — она была старше меня лет на 10, замужняя, двое детей, — вдруг захотелось секса со мной… На самом деле, ей все равно, с кем, просто когда выпьет, то у нее начинается жажда плоти. А я подвернулся первым…

— И ты ей отказал?

— Да, но так, чтобы она не обижалась. Я ведь первый раз ее видел, мы почти не знакомы, к тому же у нее муж есть… Но дело не в этом, а в том, что между нами не было даже намеков на любовь, одна похоть… с ее стороны… Если бы я согласился, то это и был бы разврат…

— Ясно, — задумчиво проговорила девушка. — А она была красивая?

— Да не особенно… Но, конечно, далеко и не уродина. Кстати, потом мы с ней как-то виделись мельком. Об этом, конечно, не вспоминали… Но по глазам я отчетливо понял, что она была мне признательна за то, что я не воспользовался ее слабостью…

— А если бы она была такой, как я, такой же красивой, молодой, ты бы тоже отказался?

— Врать не буду — не знаю… Скорей всего — нет, не отказался бы…

— Значит, дело не в любви, а в молодости и красоте? — продолжала домогаться неведомой и недостижимой истины настойчивая девушка.

— Выходит так… — не зная, какой аргумент противопоставить напору Светы, согласился Костров.

— Значит, — подвела итог девушка, — если мы с тобой сейчас займемся любовью, то это будет развратом, ведь любви между нами пока нет?

— Но как можно заниматься любовью без любви? — заулыбался Сергей, как и всякий философ любивший поиграть на многозначности одного и того же слова, приобретающем разные, подчас противоположные, смыслы в зависимости от контекста.