Водоем. Часть 1. Погасшая звезда

Теперь это уже был не юноша, а статный красивый мужчина, москвич, подполковник, как и отец… Стоит ли удивляться, что когда мама его увидела, к ней вернулись все чувства, будто и не было разлуки… Максим оказался женат, у него было двое маленьких сыновей, так что на роль мужа он не претендовал, но оказалось, что и он любит маму, любит так же, как прежде… У них была только ночь, одна ночь — утром ему надо было возвращаться в Ригу, а в обед вылетать в Москву… Я к тому моменту уже спала ангельским детским сном, так что в их распоряжении была целая комната — квартира была двухкомнатная, довольно просторная по советским меркам…

— Свет, ты так говоришь, таким тоном, будто это было не с мамой, а с тобой… — то ли спросил, то ли уточнил свои впечатления Сергей.

— Наверное, — посетовала девушка, — все приняла близко к сердцу, да и как не примешь, ведь все это было с самым близким для меня человеком…

— В общем, ты хочешь сказать, что твоя мама сломалась, переспала с другом юности и тем самым…

— Вот именно, что нет, Сережа! В том-то и беда, что у них ничего не было!!! Да, ей безумно хотелось любви, ласки, секса, быть может, никогда ни до, ни после так ей не хотелось… Но она не оставила Максима на ночь, с порога отвергла все его притязания… Страх за отца пересилил, страх предать мужа, страх его потерять, лишиться всего и, вопреки своему истосковавшемуся по мужчине телу, она сказала ему: «Нет, нет, у нас ничего не будет! Уходи! Пожалуйста, уходи!» И он ушел, исчез из ее жизни навсегда — мужчины не прощают такого. А через три дня маму вызвали в штаб полка и известили о гибели отца… Потом, узнав подробности, она определила, что он погиб примерно через 7 часов после того самого момента, как она сказала Максиму: «Нет».

Сергей был обескуражен таким нестандартным поворотом событий, но как-то машинально произнес:

— Случайность…

— Сомневаюсь, — парировала Света.

— Есть основания так считать? — пуще прежнего удивился Костров.

— В том-то и дело, что «да», и еще какие!!! — едва не плача, едва не переходя на крик, воскликнула Света. — Понимаешь, в то самое утро отец вообще не должен быть лететь, но внезапно заболели сразу два летчика, и ему пришлось подменять своих подчиненных…

— И что же с ними случилось? Что за болезнь?

— В том-то и дело, что они сами не поняли, что это было! Нечто абсолютно мистическое! У них рано утром поднялась температура, стала раскалываться голова, появилась рвота и понос… В общем, все симптомы кишечного расстройства, даже острой инфекции… Но как только отец взлетел, то тут же у них все прошло, как не бывало, анализы тоже ничего не показали… Мама с одним из них встречалась… Он так и сказал ей, что, мол, все как рукой сняло и дело здесь нечисто…

— Да… — протянул Сергей. — Впервые о таком слышу… Всегда считалось наоборот. Помнишь, у Симонова: «Ожиданием своим ты спасла меня». А здесь все навыворот… Ты ставишь меня опять в тупик… А что ты сама думаешь, что мама твоя считает?

— Она ничего не считает, просто констатирует факты. А я… Как же мне жить после этого? Когда моего Виталика послали на Кавказ, то я даже не удивилась… Я уже заранее как бы знала, что ему туда путь уготован… И, конечно, сразу вспомнила все, что мама рассказала, да и как можно такое забыть… Я живу этим, думаю над этим постоянно… Я не знаю, как мне жить, что мне делать, чтобы уберечь Витальку… Но пока вот делаю то, что делаю — грешу налево и направо…

— Ты имеешь в виду своих солдатиков?

— Конечно… и тебя тоже… Я потому и пришла к тебе, чтобы ты помог мне понять, как же жить мне дальше, помог разобраться, где та грань, которую нельзя переступать… А ты, похоже, и сам толком ничего не знаешь…

— Может, все это случилось ради тебя? — попытался найти пути выхода из тупика Сергей. — Чтобы ты дала миру иной стандарт поведения, иные заповеди, правила, иную… религию?

— Религию? Ты о чем?

— Я о религии свободы и любви…

— Может быть, не думаю… Надеюсь, ты не собираешься создавать новое «Белое братство»?

— О, нет, там нет ни свободы, ни любви, как впрочем в любой тоталитарной секте… К сожалению, — продолжал изложение заветных мыслей молодой философ, — мы уже почти забыли, что христианство — это не только религия любви, но в не меньшей мере и религия свободы. И наши свободолюбивые предки именно поэтому его и признали, так быстро и почти безболезненно приняли. Ведь еще Иларион — первый русский митрополит, точнее, первый митрополит из русских, — в своем «Слове о законе и благодати» говорил об этом… А сегодня, кто сегодня вспоминает, что христианство — религия свободы?

— Чаще говорят, что христианство — религия любви… — робко заметила девушка.

— Да, хоть это радует. Но посмотри, кто громче всех об этом кричит — именно те, кто не умея любить сами, алчут побольше даровой любви к себе. Ты заметила, что когда воспроизводят слова Христа «Возлюби ближнего своего как самого себя», то акцент делают не на «ближнем», а на «самом себе»?