Водоем. Часть 1. Погасшая звезда

— Так чего же ты сразу не сказал, что оно такое старинное! Я бы тогда не спешила…

Лена, все это время продолжавшая уже не столько стоять, сколько сидеть на коленях, почувствовала как легкий вихрь окутывает её голову, как начинает кружить душу, с каждым оборотом вдвое увеличивая скорость вращения. Калейдоскопом закружились перед глазами звездочки — то были солнечные лучики, сумевшие протиснуться сквозь труднопроходимую сеть волокон шелковой материи… Плечи её откинулись назад, руки бессильно как безжизненные плети опустились и вытянулись вдоль тела, едва не касаясь земли. А спустя несколько секунд её туловище стало заваливаться назад, но за мгновение до того, как законами физики ему было предопределено упасть на землю, чьи-то сильные и нежные руки подхватили его, подхватили, затем несколько мгновений подержали на весу, а потом приподняли и, наконец, попробовали поставить на ноги.

Именно попробовали, потому что ноги девушки превратились в такие же мягкие, расслабленные плети, что и руки, а потому Лена снова стала заваливаться, но теперь уже не назад, а куда-то вперед и вбок. Но упасть ей не дали, снова попытались поставить, и снова неудачно, и так еще раз, и ещё…

— Что с тобой, Леночка? — с искренним удивлением вопросил Загрей. Но Леночка уже не могла говорить, язык онемел и разбух, словно в него вкололи двойную порцию лидокаина.

— Эх, какая ты слабенькая, — посетовал незнакомец. — А ведь совсем чуть-чуть осталось… Недотерпела… Ну, ничего, мы вот как сделаем…

И тогда размякшее девичье тело плавно приземлили ничком на камень, и оно снова ощутило знакомое тепло, и стало ему так приятно, так легко и почудилось, что камень потихоньку проникает под кожу…

Вино затуманило разум девушки, но вот тело и все чувства продолжали быть трезвыми и, главное, чуткими к каждому мимолетному движению, к каждому дуновению, к каждому новому ощущению. Трезвыми, чуткими, но при этом абсолютно расслабленными и безвольными. Вся поверхность кожи превратилась в некий сверхчувствительный радар, улавливающий мельчайшие изменения окружающей среды. И в это самое время колоссального обострения чувств, когда каждая клеточка осязает как целый организм, на спину, голову, руки, ноги, на всю чувствительнейшую плоть, застывшую в ожидании тончайшей нежности и ласки, сзади, внезапно, резко, без всякого предварительного намека рухнул адский поток ледяной жидкости.

О, если бы эта жидкость была просто ледяной водой! Нет, это было что-то иное, много более холодное, жгучее, сравнимое разве что с жидким азотом. Именно эта мысль про жидкий азот, хорошо ей известный по приключениям Терминатора, пришла Лене в голову, точнее проскользнула по краешку сознания, но это было уже спустя миг после того, как она истошно закричала, вскочила на ноги и бросилась назад, надеясь поймать и покарать обидчика… Но вместо этого снова наткнулась на морозную стену — новая, еще более мощная ледяная волна отбросила её назад, к камню, о который Лена, конечно же, сначала запнулась, потом через него перелетела и… Но упасть ей снова не дали — её обожженное тело, запылавшее с новой силой, опустилось аккурат в те же самые руки, что недавно безуспешно пытались её поставить на ноги… Её поймали словно осенний листок, словно снежинку, неспешно летящую к земле, поймали легко и уверенно, поймали и крепко прижали к неведомой мужской груди…

— Гад! Подонок! Мерзавец! Убийца! — завопила девушка во всю прыть. Призвав на помощь всю свою внезапно обретенную физическую силу, она вырвалась из опасных объятий, вскочила на землю, попыталась избавиться от лишавшего видения шарфа, но тут обнаружила, что ткань, едва хранившая влагу неизвестной жидкости, прилипла к ее лицу, к ушам, к волосам, и срослась с ними так, что сорвать её можно было только вместе с доброй половиной кожи. Тем не менее, она все же сделала несколько наивных движений руками и головой, чтобы избавиться от повязки, но каждое последующее из них было все более слабым и безнадежным…

— Сволочь! Скотина! Что ты сделал со мной? Чего ты хочешь? — уже с долей интонации жалостливого прошения, но все ещё злобно выплескивала свой праведный гнев Кострова. — Ну, что же ты молчишь? Наслаждаешься своей победой, гаденыш?

— Успокойся, Лена, я не желаю тебе зла… — наконец отозвался незнакомец.

Но девушка не дала ему продолжить, а с новым напором уязвленного самолюбия, смешанного с отчаянием нахлынувшего бессилия, резко перебила собеседника:

— Да, что ты говоришь!!? Не хочешь зла, да? А зачем ты облил меня какой-то хуйней? Зачем прилипил эту повязку? Ты — садист, маньяк, да? И что же дальше? Будешь резать меня? Ну, давай, режь, режь меня, гадина! — входила в неистовый раж Кострова, распаляясь не столько от боли, сколько от нарастающего осознания собственного бессилия.

— Я понимаю, тебе больно, но скоро все пройдет, — еще более спокойно и миролюбиво увещевал чародей. — Только успокойся, пожалуйста. Возьми себя в руки. Ты же сильная! Вот гляди, сейчас досчитаешь до трёх и жжение исчезнет. Давай вместе посчитаем. Раз…