Теперь это уже был не юноша, а статный красивый мужчина, москвич, подполковник, как и отец… Стоит ли удивляться, что когда мама его увидела, к ней вернулись все чувства, будто и не было разлуки… Максим оказался женат, у него было двое маленьких сыновей, так что на роль мужа он не претендовал, но оказалось, что и он любит маму, любит так же, как прежде… У них была только ночь, одна ночь – утром ему надо было возвращаться в Ригу, а в обед вылетать в Москву… Я к тому моменту уже спала ангельским детским сном, так что в их распоряжении была целая комната – квартира была двухкомнатная, довольно просторная по советским меркам…
– Свет, ты так говоришь, таким тоном, будто это было не с мамой, а с тобой... – то ли спросил, то ли уточнил свои впечатления Сергей.
– Наверное, – посетовала девушка, – все приняла близко к сердцу, да и как не примешь, ведь все это было с самым близким для меня человеком…
– В общем, ты хочешь сказать, что твоя мама сломалась, переспала с другом юности и тем самым…
– Вот именно, что нет, Сережа! В том-то и беда, что у них ничего не было!!! Да, ей безумно хотелось любви, ласки, секса, быть может, никогда ни до, ни после так ей не хотелось… Но она не оставила Максима на ночь, с порога отвергла все его притязания… Страх за отца пересилил, страх предать мужа, страх его потерять, лишиться всего и, вопреки своему истосковавшемуся по мужчине телу, она сказала ему: «Нет, нет, у нас ничего не будет! Уходи! Пожалуйста, уходи!» И он ушел, исчез из ее жизни навсегда – мужчины не прощают такого. А через три дня маму вызвали в штаб полка и известили о гибели отца… Потом, узнав подробности, она определила, что он погиб примерно через 7 часов после того самого момента, как она сказала Максиму: «Нет».
Сергей был обескуражен таким нестандартным поворотом событий, но как-то машинально произнес:
– Случайность…
– Сомневаюсь, – парировала Света.
– Есть основания так считать? – пуще прежнего удивился Костров.
– В том-то и дело, что «да», и еще какие!!! – едва не плача, едва не переходя на крик, воскликнула Света. – Понимаешь, в то самое утро отец вообще не должен быть лететь, но внезапно заболели сразу два летчика, и ему пришлось подменять своих подчиненных…
– И что же с ними случилось? Что за болезнь?
– В том-то и дело, что они сами не поняли, что это было! Нечто абсолютно мистическое! У них рано утром поднялась температура, стала раскалываться голова, появилась рвота и понос… В общем, все симптомы кишечного расстройства, даже острой инфекции… Но как только отец взлетел, то тут же у них все прошло, как не бывало, анализы тоже ничего не показали… Мама с одним из них встречалась… Он так и сказал ей, что, мол, все как рукой сняло и дело здесь нечисто…
– Да… – протянул Сергей. – Впервые о таком слышу… Всегда считалось наоборот. Помнишь, у Симонова: «Ожиданием своим ты спасла меня». А здесь все навыворот… Ты ставишь меня опять в тупик… А что ты сама думаешь, что мама твоя считает?
– Она ничего не считает, просто констатирует факты. А я… Как же мне жить после этого? Когда моего Виталика послали на Кавказ, то я даже не удивилась… Я уже заранее как бы знала, что ему туда путь уготован… И, конечно, сразу вспомнила все, что мама рассказала, да и как можно такое забыть… Я живу этим, думаю над этим постоянно… Я не знаю, как мне жить, что мне делать, чтобы уберечь Витальку… Но пока вот делаю то, что делаю – грешу налево и направо…
– Ты имеешь в виду своих солдатиков?
– Конечно… и тебя тоже… Я потому и пришла к тебе, чтобы ты помог мне понять, как же жить мне дальше, помог разобраться, где та грань, которую нельзя переступать… А ты, похоже, и сам толком ничего не знаешь…
– Может, все это случилось ради тебя? – попытался найти пути выхода из тупика Сергей. – Чтобы ты дала миру иной стандарт поведения, иные заповеди, правила, иную… религию?
– Религию? Ты о чем?
– Я о религии свободы и любви…
– Может быть, не думаю… Надеюсь, ты не собираешься создавать новое «Белое братство»?
– О, нет, там нет ни свободы, ни любви, как впрочем в любой тоталитарной секте… К сожалению, – продолжал изложение заветных мыслей молодой философ, – мы уже почти забыли, что христианство – это не только религия любви, но в не меньшей мере и религия свободы. И наши свободолюбивые предки именно поэтому его и признали, так быстро и почти безболезненно приняли. Ведь еще Иларион – первый русский митрополит, точнее, первый митрополит из русских, – в своем «Слове о законе и благодати» говорил об этом… А сегодня, кто сегодня вспоминает, что христианство – религия свободы?
– Чаще говорят, что христианство – религия любви… – робко заметила девушка.
– Да, хоть это радует. Но посмотри, кто громче всех об этом кричит – именно те, кто не умея любить сами, алчут побольше даровой любви к себе. Ты заметила, что когда воспроизводят слова Христа «Возлюби ближнего своего как самого себя», то акцент делают не на «ближнем», а на «самом себе»?