Водоем: мистическая сага-трилогия. Часть 1. Погасшая звезда.

– Да… У меня это слово что-то вылетело из памяти, – попытался оправдаться Свешников. – Это, кажется, вытеснением называется, верно?

– Да, забывание имен – один из видов ляпсусов по Фрейду, а, по сути, конечно, вытеснение неприятных мыслей. Я тоже скоро начну и забывать, и оговариваться, и описываться…

– Как-как?

– Ну, описки делать.

– А что это?

– Ну, дядя Вова, ну когда пишешь…

– А-а… А я и не понял сразу…

– Да знаю, что вы про другое подумали. Я специально решил приколоться, а вы и купились…

– Да, меня тоже в Афгане на черный юмор тянуло постоянно… Видимо, так у многих…

– Ну, конечно, так легче все это выносить…

– Так вот. Мне надо с начмедом договориться, чтобы всё сделали хорошо, чтобы он лучшую бригаду вызвал. Сам понимаешь, до вторника времени много, да и жара еще, а в цинк же не…

– упакуешь… – вновь взялся дополнять Костров.

Свешников, сидевший на переднем сиденье рядом с тем самым полуштатным водителем, от этого очередного неуместного слова резко обернулся назад, чтобы убедиться, что с его попутчиком все в порядке. Опыт его научил, что такие «словечки» молодые люди нередко произносят аккурат в преддверии истерической реакции в форме безудержного смеха. А привезти в госпиталь своего «крестника» в таком состоянии он, разумеется, совсем не горел желанием.

– Сережа, с тобой все в порядке? Может, еще коньячку – у меня есть с собой?

– Да не беспокойтесь, дядя Вова. Кондратий меня не хватит и в буйство я не впаду. Просто вот несу всякую чушь, говорю, что первое приходит на ум, надеясь, что так будет легче – и мне, и вам. Не обращайте внимания, ладно?

– Хорошо, не буду. Итак… В общем, надо все организовать. А то ведь у нас в стране всё надо по десять раз объяснять, втолковывать, перепроверять.

– Это точно.

– Поэтому потом заедем в училище: хоть я и распределил функции между замами, дал распоряжения начфину, начальнику общего отдела, начальникам факультетов, но надо посмотреть, прибыли ли они, что делают. Ведь как запустишь процесс, так и пойдет дело. Ты пока подумай, кого из ваших родных нам надо оповестить, кому можно позвонить, а кому и телеграмму надо послать, можешь даже фамилии выписать на листочке.

– Но я не взял с собой адресов! Да и телефонов тоже!

– Ничего, нам все равно надо будет снова к вам заехать – взять одежду для твоих родителей… отцу надо парадный мундир, а матери какое-то платье подобрать…

– Так что же мы сразу не взяли?

– Да я только сейчас вот об этом подумал…

– Сколько бензина перерасходуем…

– Сереж, перестань, а? Нельзя быть таким циником.

– Прости, дядя Вова… Меня что-то куда-то заносит… Кстати, киники, то есть циники – мои любимые философы, особенно Кратет и его жена Гиппархия.

– Не слыхал про таких…

– Я потом расскажу, при случае… Интересная была парочка…

– Хорошо. Но мы уже почти приехали. Давай последние две минуты помолчим.

– Молчу.

Начальник святогорского госпиталя, которого военные в разговорах между собой для краткости называли «начмедом», занимал свою почетную должность больше двадцати лет. Это был невысокий, не столько полный, сколько коренастый мужичок с густыми черными усами и вьющейся, уже наполовину седой, шевелюрой. Своим обликом, манерами он настойчиво напоминал шолоховского Григория Мелихова, имея в виду тот классический образ, который в кино реализовал Петр Глебов. Поэтому совсем не удивительно, что почти ни у кого, кто знал Дмитрия Николаевича, не возникало сомнений в его казацких корнях. Спорили лишь о том, из каких он казаков – донских или яицких. Сам же «начмед» эти сомнения не рассеивал, но о своих предках говорить не любил – в советское время это было небезопасно, а при Ельцине стало выглядеть хвастовством на фоне моды на возрожденное казачество.

Как бы там ни было, но бравый внешний вид Сенцова, излучаемая всем его телом, каждым его жестом и взглядом уверенность, перемежаемая шутками и прибаутками, всегда служили важным терапевтическим фактором, оказывающим дополнительное целительное действие на больных. Если добавить, что «начмед» был еще и трудоголиком, что он не только каждый день обходил всех «жильцов» своего заведения, не только вникал в самые трудные истории болезни, но в свои без малого шестьдесят продолжал оперировать, то станет понятным, отчего госпиталь считался лучшим во всем военном округе, почему, несмотря на мизерные зарплаты, врачи, медсестры, санитарки и даже уборщицы не спешили искать себе новое место работы.

Так что визит Свешникова во «владения» «начмеда» был продиктован не недоверием, не боязнью недобросовестности Сенцова, а простым и понятным человеческим желанием увидеться с «хорошим человеком», получить от него заряд оптимизма, уверенности, иными словами, погреть душу в лучах его безоблачной ауры, подпитаться энергией его светлой харизмы, чтобы хватило сил на организацию проводов своего друга и начальника.