Зазвучали первые аккорды медленной композиции, плясавшие на танцполе женщины вернулись за свои столики. Герман поднялся, протянул Джо руку, и они скрылись за стеклянными дверьми зала. Коновалов смотрел, как она левитирует, положив голову на обтянутую белой майкой грудь Германа, и чувствовал, как плавятся пломбы в стиснутой пасти.
Актриса коснулась его плеча: «Потанцуем?» Он позволил ей вытащить себя в центр зала, послушно положил руки ей на талию, почувствовал острый подбородок у себя на груди. Девушка оказалась рослой – всего на полголовы ниже Коновалова – и пахла приторно-цветочными духами, сквозь которые пробивался запах дезодоранта. Она раскачивала его вправо и влево в такт песне, он послушно переминался с ноги на ногу, не сводя глаз с широкой спины брюнета, за которой тот прятал Джо.
– Вы такой загорелый… – прошептала партнерша совсем близко к его лицу, обдав Коновалова горячим дыханием, приправленным винными парами.
– Я загорал, – буркнул Коновалов вместо того, чтобы, коснувшись губами ее щеки, предложить ей позагорать завтра вместе. Актриса, сбитая с толку нелепым ответом, замолчала и перестала призывно прижиматься к нему бедрами.
Песня закончилась. Нефертити, присев в шутливом книксене, поспешила вернуться за столик. Весь следующий вечер актриса всеми доступными ей способами демонстрировала разочарование и обиду: на Коновалова старательно не смотрела, прикрывая глаза, стоило взгляду упереться в его персону, шуткам Германа, на редкость прямоугольным, смеялась нарочито громко и время от времени улыбалась кому-то сидевшему за Юриной спиной.
После очередного юмористического кирпича, исторгнутого Германом, Коновалов взглянул на Джо. К его радости, брюнет не удостоился ни одной синей бабочки.
Вечер был мучительно скучным и мучительно приятным одновременно. Скучал Коновалов от понимания, что, расскажи он любому из собравшихся за столом о море с его подарками или о старушке с девичьим голосом, посвяти он любого из них в свою чудну́ ю реальность, они посмотрят на него как на сумасшедшего. Не оценил бы его историю композитор, глаза которого после возвращения из туалета лаково блестели, как только что вымытая черешня. Он в очередной раз шмыгнул бы носом и криво улыбнулся. Не поняла бы его писательница, которую, похоже, мало интересовали придуманные не ею персонажи. Даже Вика, весь вечер развлекавший Коновалова забавными, немного мультяшными историями, вряд ли поверил бы. А Юрию нужно было, чтобы хоть кто-нибудь из покинутого им мира протянул ему руку помощи. Сказал бы: «Хорош заливать, Юран! Море – это же часть Мирового океана, со всех сторон окруженная сушей. Как оно может говорить?» И тогда, казалось ему, после этих слов море отпустит его. Даже не так! Оно станет тем, чем ему положено быть согласно всем толковым словарям и энциклопедиям.
Первое время Коновалов выбирал слушателя, примеряя свой рассказ на каждого участника вечеринки. Довольно скоро стало понятно, что ни один из них на роль спасителя не подходит. Оставалась только Джо. Она бы, несомненно, все поняла, но вмешивать ее в эту странную историю Юрий не мог. Напротив, он должен был защитить, уберечь ее от всего, что было связано с морем. Ведь теперь от нее зависела его жизнь.
От волшебного облака Джо к его телу пролег воздуховодный шланг, и Коновалов боялся, что, стоит ему отдалиться от девушки – он не сможет дышать. По этому шлангу к нему поступал особый, жизненно необходимый теперь воздух. И он боялся проверить длину шланга и прочность его крепления.
Именно этот страх держал его сидящим на стуле, заставлял отвечать на дурацкие вопросы пьяного писателя, слушать мелодраматические истории Купидона и улыбаться кирпичным Германовым шуткам.
Именно страх задохнуться и желание защитить Джо от моря подняли его и понесли вместе с немного поредевшей ближе к рассвету компании на прогулочный катер Германа, пришвартованный неподалеку в марине.
На причале пахло прошлой жизнью: машинным маслом, водой и бензином. Аккуратный Герман попросил снять обувь у входа. Коновалов искоса наблюдал, как Джо распутывает длинные кожаные ремни, опутывавшие ее икры. Тонкие загорелые щиколотки выглядывали из-под струящейся ткани платья. Коновалов сделал шаг и снова оказался в волшебном облаке. В нем было видно, как трепещут возле маленькой пятки изящные золотые крылышки.
Коновалов застыл. Зазевавшийся Вика врезался в него и выругался:
– Черт, Юра, ты по жизни тормоз, или на тебя Джо так действует?
Услышав свое имя, Джо обернулась и улыбнулась Юрию. В облаке сверкнула очередная молния, воздух задрожал, и в небо взметнулась стайка маленьких ярких птиц. А потом все исчезло. Это Джо положила маленькую ладонь в протянутую с борта катера руку Германа и скрылась за дверьми нижней палубы.
Принцесса