Он закинул ее на плечо и вышел в коридор. Ему хотелось немедленно уйти из этого дома. Подальше от населявших его призраков, от Фаины, заманившей его сюда своим дивным голосом. Бросить в почтовый ящик свои ключи, уйти, не прощаясь, удалить Фаинин номер из телефонной книги. Найти Джо, забрать ее, увезти в Москву, в Варшаву, в Улан-Удэ – куда угодно, лишь бы подальше от этого жадного жестокого моря!
– Эй, Коновалов! – окрикнул его Деревянный Дельфин, забытый в спешке на комоде. – Почему ты не дал утонуть той девчонке в белой кепке? И Фаине? Фаине тоже нужно было дать утонуть. И тому мальчишке в пожаре следовало утонуть. Зачем ты всех их спас, водолаз Коновалов?
– Я – космонавт! – заорал в ответ Юрий и услышал, что его голос, тот, что был до пожара, вернулся. Он был тем же ясным, чистым, высоким, каким прошлой зимой Коновалов кричал «С Новым годом!», звал мальчика Диму. Хрипотца и бас исчезли, будто их никогда не было.
– У вас все в порядке? – прозвучало у него за спиной. Он вскочил на ноги и обернулся. В двери стояла Маша. Она была осунувшейся, постаревшей. Под глазами лежали тяжелые, темно-синие мешки, уголки бледных губ оплыли вниз, немытые черные волосы, напротив, торчали вверх, выставив отросшие седые корни.
– Мария, я всю ночь не мог дозвониться… Фаина…
– Фаина Дмитриевна скончалась, – перебила его Маша заготовленной заранее торжественной фразой и залепетала, давясь слезами: – Связи не было… а я в больнице… И выйти не могла… У меня крышу сорвало…
– Что? – не понял последних ее слов ошарашенный новостью Коновалов.
– У меня дома крышу сорвало с веранды… а я к вам… – Маша уже плакала, не сдерживаясь. – Фаина Дмитриевна просила… Я ей обещала… Она звонила перед тем, как… Вы трубку не взяли. Она просила передать, что просит у вас прощения. Уж не знаю, в чем она себя виноватой чувствовала. После того, что она для вас сделала, в чем она может быть перед вами виновата?
Коновалов растерянно захлопал глазами:
– А что она для меня сделала?
– Да уж сделала, – Машин подбородок обиженно задергался, – я десять лет на нее… с ней… все капризы исполняла… как к матери к ней… а вы… Альфонс!
Мария с досадой швырнула в Коновалова увесистую связку ключей. Он увернулся, ключи звякнули о деревянный пол, оставив в нем глубокую вмятину. Женщина развернулась и вышла, яростно хлопнув дверью. Коновалов остался один.
За приоткрытой красной дверью пылали в утреннем свете шторы, заливая тревожным светом все вокруг. Тетради на полу напоминали пестрый траурный ковер. Коновалов оставил сумку в коридоре, вошел в комнату, аккуратно сложил их в стопки – пять одинаковых и две поменьше, перетянул каждую крест-накрест лентой и убрал в комод и, только закончив, заметил, что оставил на диване один дневник с каллиграфическими цифрами «2019» на обложке. Коновалов сел рядом и осторожно, словно дикого зверька, взял его в руки и раскрыл последнюю запись.
Телефон запиликал в мажоре, заставив Коновалова вздрогнуть.
– Алло! – осторожно ответил он, понимая, что такие ранние звонки редко сулят хорошие новости.
– Юра? Это ты? – тихим нездешним голосом произнес Викентий.
– Я…
– Голос у тебя странный, – заметил Вика и замолчал.
– Вика, где Джо? – проскрипел Коновалов.
– Они с Германом вчера ушли… на яхте… – забубнил в трубку Вика. – Я тебе всю ночь не мог… Ну, ты сам знаешь, связь… а выходить страшно… В общем, его уже нашли, а ее…
– Ищут… – выдохнул Коновалов, чувствуя, как пол под ногами становится похожим на желе, и ноги медленно утопают в нем. Он опустился на колени. Казалось, так будет проще дослушать Вику.
– Да… Яхта затонула в десяти километрах от берега… Тело Германа… Короче, я не понял толком, где… А Джо…
– Джахан, – неожиданно жестко поправил Вику Коновалов.
– Что, прости? Я не понял.
– Ее зовут Джахан. Не Джо…
– Да? А я не знал… – промямлил Вика. Коновалов повесил трубку.
Взгляд скользнул по полу и остановился там, где лежала искореженная временем и морем игрушка, выпавшая вчера вечером из его рук. К оловянным иллюминаторам, из которых когда-то улыбались счастливые пассажиры, прижался опаловый перстень, оброненный Фаиной.