Водолазание в России от древних времен до наших дней

Мы проехали освещенные кварталы Тулона и, миновав контрольный пропускной пункт Арсенала, подъехали к месту стоянки корабля, который должен был буксировать батискаф. Мы поднялись по трапу, в конце которого, на корабле, стоял сам капитан Уо. Это был человек средних лет, высокий, худой, с несколько изможденным лицом, большими глазами, которые в упор, с интересом смотрели на меня. Я улыбнулась и сказала: Я чрезвычайно благодарна за представленную мне возможность участвовать в очередном погружении батискафа и надеюсь, что мое присутствие на корабле не принесет особых неудобств. Он приветливо поздоровался со мной и был любезен, остроумен, обходителен и галантен, как это умеют в совершенстве делать, пожалуй, только французы. Мы прошли в кают-компанию, где меня ждала радостная встреча с Эдуардом, и где я познакомилась с офицерским составом корабля. Стол был накрыт, мы быстро поели, и за кофе я ответила на ряд вопросов, которые интересовали присутствующих — впервые встретивших русскую женщину. За вопросами последовала просто приятная беседа, которая, однако, была прервана Уо, сказавшим, что завтра ранним утром предстоит работа — и всем нужно спать. Меня проводили в капитанскую каюту, которую мне уступил Уо. Оглянувшись, я увидела, что берег уже почти не виден, море спокойно и что наш корабль полным ходом движется в открытое море. В каюте я с удовольствием улеглась в капитанскую койку и тут же заснула. Проснулась я среди ночи от сильной качки, не осознав сразу, где же я нахожусь. Я отлично помню, как взлетала вверх моя голова и сразу же затем вверх поднимались ноги…

Меня не столь испугала качка, сколь сознание того, что я себя отвратительно чувствую — меня тошнило, болела голова и ничего мне так не хотелось, как оказаться на твердой земле… А ведь скоро предстояло опускаться в батискафе на глазах десятков французских моряков, и от этой мысли мне стало еще тошнее. Сжав голову руками, я сидела на гуляющей подо мной койке. Вскоре ко мне постучали в дверь и пригласили придти в кают-компанию на завтрак перед спуском. От одной мысли, что нужно что-то выпить или съесть, мне стало совсем плохо, но что делать — надо было идти и по возможности не осрамиться.

С неимоверным усилием мне удалось заставить себя улыбнуться, когда я вошла в кают-компанию и села за стол. Предложение съесть что-нибудь более существенное, чем традиционный французский завтрак, я отклонила, сказав, что утром пью только кофе. Я отхлебнула два глотка и под понимающими взглядами моряков сравнительно спокойно вышла на палубу — и почти бегом бросилась в каюту, где после соответствующих такому состоянию действий мне стало несколько легче.

Ко мне снова постучали в каюту, сказали, что пришло время отправляться на батискаф и что через десять минут меня ждут на палубе. В связи с отсутствием «элементарных условий», проще говоря, туалета на батискафе, главной целью экипировки перед спуском было разумное утепление, не мешающее движениям, но и сохраняющее тепло при любых возможных обстоятельствах. Утеплившись, я отправилась на палубу, которая продолжала «ходить ходуном» под моими ногами.

Примерно на расстоянии сотни метров от корабля качалась прикрепленная к нему буксировочным канатом подводная лодка с развевающимся на ее носу французским флагом и встроенной в ее нижнюю часть гондолой — обитаемой сферой батискафа. В этой сфере диаметром два метра должны были как-то разместиться наш пилот Жерар де Фробервиль, сотрудник Института Физики Земли Сорбонны Эдуард Зельцер и я — сотрудница Института Физики Земли Академии Наук СССР. Жерар уже находился в батискафе.

Наступила моя очередь прыгать с корабля на скачущую по волнам вблизи его борта резиновую лодочку, на которой меня доставили моряки к батискафу. Легко себе представить, что в разгулявшемся море батискаф тоже то нырял носом в волны, то переваливался с борта на борт. Неожиданная для меня трудность возникла, потому что никаких перил, никаких ступенек, по которым можно было бы забраться на палубу аппарата, просто не было. Нужно было изловчиться и попасть ногой в некое отверстие в борту батискафа, который, разумеется, в «такт» с резиновой лодчонкой не качался… Мне повезло, я каким-то образом не только попала ногой в отверстие, но и успела пробежать по палубе и «ввинтиться» в люк, ведущий внутрь, не будучи окаченной волнами. Это было очень важно по той же причине, по которой я старательно утеплялась. Бедняга Эдуард, следовавший за мной, при его пробежке по лодке был с ног до головы покрыт обрушившейся на него волной… Пройдя внутри легкого корпуса батискафа в его нос, мы пролезли через узкий люк, герметично закрывающийся крышкой, внутрь прочной сферы и разместились — каждый на своей маленькой подвижной скамеечке. Я разглядывала внутренность батискафа, который на всех стенках сферы прочного корпуса был заполнен самой разнообразной аппаратурой.