Жерар, закрыв люк, вел последние переговоры с кораблем. Мы проверяли наши приборы, слышались постукивания команды техников по корпусу батискафа, что-то проверявших перед спуском. Батискаф швыряло из стороны в сторону, и меня по-прежнему мучило мое отвратительное состояние. Я крепилась из последних сил. Жерар, с участием взглянув на меня, сказал: «Начинаем спуск, трос, связывающий нас с кораблем, отцеплен, мы переходим на автономное существование, а батискаф, слегка вращаясь, будет «тонуть». Это означало, что специальные камеры в аппарате будут заполняться водой, сам батискаф, становясь тяжелее, начнет погружаться, или, как образно сказал Жерар, «тонуть». Очень скоро, буквально после погружения не более чем на десяток метров, к моему огромному облегчению прекратилась качка. Почти сразу же мое состояние и настроение начали улучшаться. Я оживилась и попросила Жерара включить прожектора с тем, чтобы наблюдать, что происходит в проходимых нами водных толщах. Работа на нашей аппаратуре требовала полной неподвижности и могла начаться только тогда, когда лодка достигнет дна.
Из всех событий, происходивших во время погружения на 2500 метров и подъема, расскажу более подробно о любопытной рыбке, о землетрясении во время спуска, веселом ленче на дне моря и нескольких пережитых тяжких минутах, когда батискаф, не слушаясь многочисленных команд о подъеме, не мог оторваться от дна и вообще сдвинуться с места…
По мере прохождения разных водных слоев менялось их «население», однако, как правило, оно не проявляло к нам ни малейшего интереса, ни страха. Меня поражали разнообразие и яркость причудливо распределенных красок на теле встречавшихся нам существ. Ведь за бортом было совершенно темно, — зачем им такой яркий наряд?
Вдруг, довольно большая и красивая, как мне показалось, рыба уткнулась носом в мой иллюминатор, стала дружественно, как собачка, вилять хвостом и, не отрываясь, внимательно смотреть на меня. Казалось, что она испытывала удовольствие от мирного контакта с таким чудовищем, каким ей, видимо, представлялся батискаф. Она сопровождала нас очень долго. За давностью лет мне трудно вспомнить, до какой глубины продолжался этот милый эскорт, но тогда он казался мне проявлением своеобразного гостеприимства.
Последствия второго события — землетрясения — оказались неожиданны не только для меня, но даже и для нашего бравого пилота. Как ни странно, обнаружение того, что не все в порядке, было сделано мной. Продолжая смотреть в иллюминатор я с удивлением заметила, что полностью исчезла видимость. Батискаф погрузился в облако мутной, непрозрачной воды. Повернувшись к Жерару, я спросила: что это значит? Он с удивлением посмотрел на меня, не понимая вопроса. Я сказала: «Ведь ничего не видно, сплошная муть вокруг батискафа!» Жерар бросился к иллюминаторам, затем что-то лихорадочно колдовал с приборами, все время повторяя: «Этого не может быть, этого не может быть…» Из быстрого обмена мнениями между Эдуардом и Жераром я поняла, что такая ситуация может возникнуть лишь при приближении к грунту, с которого поднимается ил, создающий мутное облако… В таких случаях обычно резко снижают скорость погружения во избежание удара батискафа о дно… Мне стали понятны причина волнения Жерара и его действия, приведшие к тому, что батискаф завис в толще воды. Однако, спустя некоторое время, непрерывно следя за приборами, он несколько успокоился и сказал нам: Приборы устойчиво показывают, что до дна осталось 800 метров. Мы продолжаем спуск. — И добавил: «Что за чертовщина происходит, что привело к потокам мутной воды вокруг нас? Я просто не понимаю… Такую ситуацию я наблюдаю в первый раз».
С нескрываемой озабоченностью, он, не отрываясь, смотрел в один из иллюминаторов, что-то недоуменно бормотал и, как мне показалось, тихо во французской ругани отводил душу. Такая «непрозрачная» ситуация продолжалась еще в течение десятка минут, после чего мы вновь очутились в прозрачных, спокойных водах Средиземноморья. Как выяснилось впоследствии, эти мутные потоки были вызваны землетрясением в районе одного из островов.
Тем временем мы приближались ко дну моря и к намеченной глубине — 2500 метров. Приземление было на редкость мягким, а весь спуск занял около двух часов с небольшим. Я с любопытством смотрела на, как мне казалось, девственную равнину дна моря. Вдруг с искренним изумлением я увидела на дне несколько пустых бутылок из-под кока-колы. Это зрелище ошеломило меня, ведь это было истинное святотатство, совершаемое человеком. Мы находились на глубине 2,5 километра, посреди моря, и даже здесь оказался зародыш помойки…