Водомерка

– Да, я узнала много нового о своей семье. Мама не самый общительный человек. Я могу по пальцам пересчитать дни, когда она садилась и разговаривала со мной по душам. Теперь причины ее закрытости стали чуть более ясными. У нее было тяжелое детство. Я даже не предполагала, что мой дед был ирландским дезертиром, а сколько лет эту тайну скрывали от меня. – Сьюзан задумчиво почесала нос.

– Ах вот как! Это тяжело, ведь с ними очень плохо обращались в те годы.

– Да, мама тоже так сказала. Но если я могу понять взрослых, то дети… С мамой даже сверстники не хотели играть, она была изгоем.

– Дети – всегда отражение взрослых.

– Именно. Но некоторые все же великодушнее других. Я помню, в моем классе была девочка, которая собственноручно сшила «мешочек для бед», она просила, чтобы все, кто переживает горе, «приносил» его и клал в этот мешочек.

– Какая милая традиция.

– Этот мешочек никто не использовал, а над девочкой смеялись. В этом и кроется двоякость людей – корить окружающих за отсутствие доброты, но не замечать ее при встрече. По крайней мере, моя мама не была совсем покинутой. Она дружила с каким-то хромым мальчиком, кажется, он был даже не из местных. Так что всегда найдется тот, кто поддерж…

– Как ты сказала?

– Что именно?

– Ты сказала про хромого мальчика, с которым дружила твоя мама. Расскажи, что еще ты знаешь?

– Ничего, это все. Маму сторонились другие дети, но был какой-то мальчик, плохо говорящий на гэльском, который дружил с ней. А что тебя так взволновало?

Вместо ответа Ирвин, навострившись, как сторожевой пес при виде чужака, выхватил телефон и чертыхнулся, посмотрев на часы, показывающие половину двенадцатого. Он стиснул зубы, о чем-то явно усиленно размышляя, пока Сьюзан пыталась определить, что его так взбудоражило.

– Ирвин, все в порядке? Мне остановить машину?

Но он только махнул ей, чтобы она продолжала рулить, и набрал чей-то номер.

– Джеймс? – произнес он отрывисто. – Прости за поздний звонок, но дело срочное. Мне так кажется… – он покосился на Сьюзан. – Нам нужно к тебе, сможешь подъехать на работу? А, что? Ты на работе? Отлично, мы сейчас будем. – Он отключил телефон и назвал Сьюзан адрес бюро медицинской экспертизы.

– Зачем мы туда едем? – с изумлением спросила Сьюзан, но Ирвин не ответил. Он был собран, как перед прыжком, глядя только вперед на дорогу, глаза его горели нетерпением, а руки нервно крутили сотовый телефон. Казалось, он едва сдерживается, чтобы не выпрыгнуть из машины на полном ходу и не помчаться бегом.

Сьюзан только и оставалось, что следовать его указаниям насчет поворотов и съездов, пока наконец машина не затормозила перед приземистым серым зданием морга. От одного вида хотелось сжаться в комок, а когда Сьюзан увидела печную трубу крематория, то и вовсе была готова развернуть машину и уехать. Однако Ирвин поманил ее за собой и внесся в здание, предъявив на проходной полицейский значок сонному охраннику. Они почти вбежали на второй этаж, по гулкому коридору, отдающему могильным холодом, и вскоре оказались перед широкой металлической дверью.

– Я не пойду туда, – громким шепотом произнесла Сьюзан, остановившись.

– Это просто кабинет, – успокоил ее Ирвин, стараясь восстановить сбившееся дыхание, и толкнул дверь. Они оказались в ярко освещенном пространстве, где по всему периметру стояли шкафчики, забитые документами. За одним из двух столов сидел перед экраном компьютера бледный мужчина.

– Привет, Джеймс, это Сьюзан. Сьюзан, это Джеймс – коронер, который работал с телом Питера Бергманна. Ты извини, что мы так, без приглашения, – сержант пожал руку мужчине, – но тут такое дело, даже не знаю, как и начать. Дай сначала отдышусь, – он упал на стул и приложил руку к груди.

– Ты полегче, капитан. Уже не пацан, а все носишься. Что стряслось?

– Слушай, помнишь то заключение из Дублина, что пришло неделю назад?

– По Бергманну? Помню.

– Ты еще не убирал его в архив?

– Какое там. Не в моих правилах так быстро прощаться с дромоманами.

– С кем, простите? – не сдержалась Сьюзан.

– Дромоманы? А, это люди, которые не могут жить без перемены мест, и смерть у них такая – застигает в пути, без предупреждения, без следов. Был человек, и не стало. Все, что им нужно, – странствовать или на худой конец бродяжничать.

– Вы считаете, что Питер Бергманн был таким человеком?

– Кто его знает.

– Странно было бы ездить по свету, имея рак в последней стадии. Хотя нет, странно другое – почему он не испытывал при этом боли?

– Ничего странного. Его опухоль не проросла до нервных стволов и не сдавливала их. Так что выраженных болей, скорее всего, у него не было.

– Вот как?

– Так ты достанешь документ? – в нетерпении перебил их сержант. – Полчаса назад Сьюзан навела меня на кое-какие мысли, я хочу свериться с заключением и задать тебе пару вопросов.

– Без проблем. – Джеймс неторопливо поднялся и принялся рыться в документах, установленных на полках.

– Ты получил отчет из Дублина неделю назад? – прошипела Сьюзан в ухо Ирвину. – Поверить не могу, я ведь спрашивала тебя!