Водопад

Джин встала и, снова выйдя в секретарскую, толкнула еще одну дверь, ведущую в кабинет начальника. Включив свет, она повернулась к полкам, на которых стояли разнообразные справочные издания. Ага, вот, кажется, то, что ей нужно… Джин сняла с полки увесистый том и быстро нашла имя и фамилию художника. «Дж. Скотт Джонси, работал в Эдинбурге в период с 1825 по 1835 г., – прочла она. – Специализировался, главным образом, на ландшафтах, но оставил и несколько портретов». Впоследствии художник надолго уехал на континент, а вернувшись, обосновался в Хоуве, но это Джин уже не интересовало. Ловелл позировал Джонси до того, как отправился в Африку, то есть на раннем этапе своей жизни в Эдинбурге – вот что было важно.

Потом ей стало интересно, был ли собственный портрет роскошью (а Джин он казался роскошью), доступной только самым обеспеченным людям. Вспомнив о преподобном Керкпатрике, Джин подумала, что, возможно, потрет был написан по его просьбе, с тем чтобы отправиться в Эрширский приход, где он напоминал бы старому священнику о его любимом воспитаннике. Ключ к этой загадке также мог храниться где-то в архивах Хирургического общества – например, где-то должна была существовать история портрета или какой-то другой документ, в котором сообщалось, как и когда портрет попал в музей.

– В понедельник!… – громко сказала Джин. Все это могло подождать до понедельника. Впереди были выходные, был концерт Лу Рида… который еще предстояло пережить.

Выключая свет в кабинете начальника, Джин снова услышала в коридоре какой-то странный шорох На сей раз он раздался гораздо ближе. Потом дверь в секретарскую распахнулась, вспыхнул свет, и Джин невольно попятилась… но это оказалась всего лишь уборщица.

– Вы меня напугали, – сказала Джин, прижимая руку к груди.

Уборщица только улыбнулась в ответ и, поставив на пол мешок для мусора, снова вышла в коридор, где оставила пылесос.

– Вы не против, если я начну? – спросила она, втыкая штепсель в розетку.

– Пожалуйста, – кивнула Джин. – На сегодня я все равно закончила.

Но, прибираясь у себя на столе, она чувствовала, что ее сердце все еще бьется учащенно, а руки дрожат. Господи, сколько раз она ходила одна по темным залам музея и не боялась – и вот на тебе!… Должно быть, нервы разгулялись, подумала она и взяла в руки снимок, чтобы убрать в ящик, но в последний момент замешкалась. Внимательно всматриваясь в лицо на портрете, она подумала, что художник так и не сумел польстить заказчику, несмотря на все свои старания. Да, Ловелл выглядел молодо и, пожалуй, франтовато, но в его глазах сквозила какая-то холодность, тонкие губы были решительно сжаты, а лицо выражало хитрость и расчетливость.

– Вы сейчас прямо домой?… – поинтересовалась уборщица, заходя в комнату, чтобы опорожнить мусорную корзину.

– Пожалуй, – откликнулась Джин. – Вот только забегу в бар, возьму бутылочку – и домой.

– Уколоться и забыться, так, что ли?…

– Что-то в этом роде, – кивнула Джин, отгоняя промелькнувший в памяти образ покойного мужа. Потом она кое-что вспомнила и снова вернулась к столу. Вооружившись карандашом, Джин добавила к своим заметкам еще одно имя, которое нужно было проверить…

Клер Бензи.

11

– Господи, ну и громкость! – сказал Ребус.

Он и Джин стояли на мостовой напротив «Плей-хауса». Вокруг сгущались серые городские сумерки, хотя, когда они входили в зал, небо было еще совсем светлым.

– Ты, наверное, не часто бываешь на подобных мероприятиях? – спросила Джин несколько более громким, чем обычно, голосом, потому что ее уши все еще были заложены после мощной звуковой атаки.

– Да, в последний раз я ходил на такой концерт довольно давно, – признал Ребус, оглядываясь по сторонам. Пришедшая послушать Лу Рида публика состояла наполовину из тинейджеров, наполовину – из панков со стажем, некоторые из которых выглядели его ровесниками, а несколько человек были даже старше. Сегодня Лу Рид исполнял в основном новые вещи, которых Ребус не знал, но среди них затесалось и несколько классических композиций. Да-а, «Плейхаус»… В последний раз он был здесь примерно тогда, когда «Ю-Би-40» выпустили свой второй альбом. Если бы Ребус напряг память, он бы, наверное, вспомнил и точную дату, но это было настолько давно, что даже думать об этом ему не хотелось.

– Как насчет того, чтобы выпить по стаканчику? – предложила Джин. Вообще-то с того момента, когда они встретились, выпито было уже немало: за обедом они пили вино, потом опрокинули по порции иски в «Оксфорде». В Дин-Виллидж они отправились пешком и, благо времени в запасе у них было порядочно то и дело присаживались на скамейки, чтобы поболтать и дать отдых ногам. Выйдя на живописную набережную Лита, они выпили еще по две порции виски в пабе и подумывали о раннем ужине, но после плотного обеда в «Сент-Оноре» есть им еще не хотелось. По Лит-уок они вышли к «Плейхаусу», но было еще слишком рано, и они заглянули в паб «Конан-Дойл», чтобы опрокинуть по маленькой, а потом продолжили начатое в баре концертного зала.

В какой-то момент черт все-таки потянул Ребуса за язык.