Я продолжал есть, стараясь удерживать свое беспокойное тело таким же неподвижным, как Бабушка, наблюдающая за мной, пытался сделать свои мысли такими же пустыми, как стены. Но чем дольше я пялился на стену напротив меня, тем явственнее я замечал неуловимое движение трещин на ее поверхности. Трещины формировали узоры, образы, которые мозг мог понять, лишь затерявшись в них, которые уводили в тихое спокойствие…
Наконец я сел и вытер рот, насытившись.
Бабушка тоже перестала есть. Не знаю, остановилась ли она потому, что остановился я, или же она продолжала есть только потому, что я был еще голоден. А может быть, мы на самом деле насытились одновременно. Я взглянул на нее. Ее глаза, как кошачьи, наблюдали за мной.
Двое детей, девочка и мальчик, вошли в комнату. Они двигались так тихо, что я не заметил, как они пришли, но почему-то их появление не застало меня врасплох. Они поклонились нам, собрали посуду и унесли ее, не сказав ни слова, но я заметил, что они, выходя, смотрят на меня. Я слышал, как они шептались в холле.
Почему Бабушка не отправила еду обратно сама, таким же путем, как поставила ее на стол? Я думал об этом и о том, как весь обеденный ритуал был связан с использованием пси-энергии. Если Бабушка хотела ткнуть нас лицом в тот факт, что у нее есть дар, а у нас нет, что мы сейчас на земле гидранов чужие, никто, то она не могла сделать это с большим успехом. Я подумал, действительно ли она хотела сделать это?
— У тебя много вопросов, — сказала она как раз тогда, когда я решил задать один из них.
Я почувствовал улыбку на своем лице. Она могла узнать это, прочитав мои мысли… или просто выражение моего лица.
— Ты таким образом организовала ужин только для того, чтобы остальные ушли?
— Почему ты думаешь так? — Она подалась вперед, слегка наклонив голову набок, словно ей было трудно расслышать меня. Так она делала не в первый раз. Внезапно я понял, что те слова, которые она неправильно поняла, не были моими.
— Так, интересуюсь, — пробормотал я.
Ее лицо дернулось, будто что-то невидимое для меня задело ее щеку. Наконец она произнесла:
— Я следую Пути. Если следуешь Пути, то находишь то, что было тебе предназначено.
Я сел удобнее, обхватив руками колени. Это было похоже на псевдомистицизм, который так любят различные человеческие религии вкупе с их сентиментальными поклонниками. Насколько я знал, все это было преувеличением и в большинстве случаев — лицемерием. Но вера, подобная этой, должна быть искренней у гидранов. У них был дар предвидения, временами они действительно могли заглянуть в будущее.
Я вспомнил, при каких обстоятельствах в последний раз видел Эзру и Киссиндру, и представил, какая сцена ожидает меня, когда я вновь увижу их.
— Воуно знает, что ты говоришь на нашем языке?
— Он говорит на нашем, — сказала она, словно это все объясняло. — Почему ты не задашь мне настоящий вопрос?
Я рассмеялся и сделал гримасу.
— Почему ты меня не ненавидишь?
Тихая вода ее эмоций пошла рябью. Она поднесла руки к глазам и снова взглянула на меня.
— Почему я должна тебя ненавидеть?
Я тряхнул головой.
— Я не могу использовать свои пси-способности. Хэньен… Он вышвырнул меня, когда они поняли…
— Ты не используешь свои пси-способности, потому что ты так захотел, — сказала она.
— Ты не понимаешь…
— Посредник потерял Путь, — продолжала она, словно мои слова были так же закрыты, как и мои мысли. — Это случилось давно, еще до того, как ты родился. Он уже не может все ясно видеть… Ты получил страшную рану. Ты должен держать ее закрытой, — сказала она мягко. — Пока она не излечится. Ты хороший человек.
Я почувствовал, что мое лицо снова краснеет.
— Ты не поняла! Я убил…
— Так… — сказала она, словно поняла наконец.
— Я пойду, — начал я подниматься.
— Ты чудо, — сказала она, наклонив ко мне голову. — Я робею в твоем присутствии.
— Я не дерьмовое чудо, — сказал я, задыхаясь от гнева. — Я попросту дерьмовый полукровка. — Я направился к двери, но остановился: кто-то вошел в нее. Хэньен.
Он тоже остановился, взирая на меня так же, как, должно быть, я взирал на него.
— Что ты делаешь здесь? — спросил он.
— Ухожу, — ответил я. Я попытался миновать его, но он закрыл путь. Он посмотрел на Бабушку и сказал что-то раздраженно и резко на языке гидранов. В комнате воцарилась мертвая тишина. Только по их лицам я мог понять, что они все еще переговариваются.
Наконец Хэньен повернулся ко мне и отвесил глубокий поклон, какого я в общении с гидранами еще не видел.
— Намастэ, — пробормотал он. Эта перемена была настолько полной, что я даже не понял, как она возникла. — Извини меня, — проговорил он. — Я вел себя так, что сейчас мне стыдно.
Я нахмурился, не понимая, что он имеет в виду, и пожал плечами, потому что это выглядело как извинение. А затем я вновь попытался проскользнуть за его спину.
Он поймал мою руку и отпустил ее, когда я уставился на него.
— Останься, пожалуйста, — сказал он. — Мы должны завершить то дело, за которым пришли сюда.
— Что за дело? — спросил я. Мой голос был мрачен и угрюм.
— Попытку понять друг друга. — Его лицо было совершенно бесстрастным.