Он некоторое время безмолвно плавал в моих словах, пытаясь понять, что же я хотел сказать.
— Сперва скажи мне, — произнес он. — Это правда, что тебе пришлось однажды убить, и ты выжил? И поэтому ты не хочешь пользоваться своим даром?
Не хочешь. Не можешь… Не хочешь.
— Да, — прошептал я.
— Тогда это правда, что твое участие в похищении ребенка совершенно случайно? Несчастный случай?
— Как ты узнал это? — Он не знал этого на собрании Совета, и никто из них этого не знал.
Он кивнул в сторону Бабушки:
— Но она сказала, что я должен сам спросить тебя об этом.
До этого вечера она никогда меня не видела. Я посмотрел на нее: давно ли она об этом знает?
— Совет забеспокоился, когда они открыли, что ты… — Хэньен запнулся, чувствуя себя вляпавшимся в дерьмо. Он помотал головой. — Мы испугались, что Тау послал тебя… чтобы вызвать беду на наши головы: как-нибудь связать Совет с похищением ребенка, связать нас с радикалами. Это факт, что ты был… изгнанником, способным понять нас, но держал свой мозг абсолютно закрытым… Когда я почувствовал всеобщее недоверие, оно стало моим. Ты видишь, это все чертовски сложно понять… — Его руки дрожали, видимо, он редко бывал так беспомощен. Удовлетворение смягчило мои воспоминания о собрании Совета, но не совсем.
— Почему ты должен быть лучше всех остальных членов Совета? — спросил я, когда он успокоился.
— Я даэзин, — ответил он. — На вашем языке это значит примерно «посредник между народом и Советом». Я специально тренирован не воспринимать заразные эмоции, которые могут взять верх над Советом. Но я позволяю своим… подозрениям контролировать меня.
— Я думал, так делают только люди, — сказал я.
— Нет.
— Я не по своей воле поехал на ту встречу, — сказал я. — Это так, чтобы ты знал.
— Не думаю, — он покачал головой. — Ты спросил, почему мы просто не покажем радикалам, в чем они неправы. Мы пробовали, но они не позволили нам. Они —
— Я думал, гидраны так не делают. Я думал, что они всегда делятся своими мыслями, чувствами друг с другом, так что непонимания возникнуть не может.
Он рассмеялся, но не потому, что счел это смешным.
— Это то, чему мы сами всегда хотели верить. Возможно, так было давно, когда наша цивилизация представляла собой единое целое. А может быть, это и тогда было лишь мечтой. Но как бы то ни было, это осталось в прошлом. Сейчас мы живем в эпоху человечества, и уже никто по-настоящему не знает, что является правдой.
Я изучал свои руки, не зная, как связать оборванную нить беседы, и стоит ли мне пытаться сделать это. Он покачал головой.
— Поэтому я действительно не могу сказать тебе или Тау о похищении ребенка больше, чем то, что уже знает Тау. Все было сделано организацией ДНО, Тау осведомлена об этом. Но мы, как и Тау, не знаем, куда она скрылась. В Отчизне тысячи гектаров пустого пространства. ДНО может быть где угодно, перемещаясь в один момент… Но мы хотим помочь найти мальчика. Пожалуйста, заверь уполномоченного Перримида, что, если мы что-то откроем, то пошлем весточку…
Я потер шею, чувствуя себя, так, словно внезапно прекратил свое существование хотя бы в качестве полукровки с поврежденным мозгом, словно я снова был просто пешкой в руках человечества. Я подумал: неужели все, что он только что говорил мне, было так же тщательно просчитано? Я не хотел верить этому, но никак не мог найти доказательств обратного. Его настроение добило меня. Я помнил его слова — эмоции могут, как болезнь, передаваться другому. У меня должен быть иммунитет к ним, если таковой вообще существует. Настроение оказалось моим собственным, и вряд ли оно улучшится после того, как я покину это место.
Я взглянул на Бабушку. Она делала из дыма спирали и заплетала их в косы, словно Хэньен и я уже покинули комнату. Я подумал, была ли это молитва и о чем тогда молилась она, и откуда она ожидает ответа?
Хэньен тоже взглянул на Бабушку, словно она что-то сказала ему. Это наверняка так и было, но я не мог ее услышать. Струйка дыма дернулась, освободившись, и Бабушка не стала удерживать ее.
Хэньен поднялся, поклонился Бабушке, а затем и мне.
— Я должен идти. Меня ждет долгий обратный путь в город. Я надеюсь, что твое пребывание в нашем мире окажется… продуктивным.
Я смотрел ему вслед, думая, почему он уходит, и внезапно почувствовал себя таким далеким от происходящего здесь, как это было на собрании Совета. Я перевел взгляд на Бабушку. Что она сказала ему? Возможно, его уход, по большому счету, не значил ничего, может быть, я просто не до конца понял, как все происходит тут, на этой стороне реки.
Кто-то вошел в комнату. Я обернулся, ожидая снова увидеть Хэньена. Но это был Воуно.
Воуно поклонился Бабушке, пробормотал: «Намастэ», и посмотрел на меня.
— Ты готов?
Я поднялся. Мне в голову пришла мысль, что уход Хэньена как-то связан с прибытием Воуно. Я посмотрел на Бабушку, но она лишь слегка наклонила голову и произнесла: «Намастэ, Биан».