Джин не могла не признать, что Кеннетт Ловелл был довольно красивым мужчиной — это она заметила еще в прошлый раз, но сейчас ее заинтересовало другое. Она знала, что художники-портретисты уделяют особое внимание черточкам, которые позволяют угадать истинный характер, склонности и даже профессию изображенного на холсте человека. Но в данном случае ей, очевидно, попалась обыкновенная халтура, хотя и XIX века: работая над портретом, Скотт Джонси ограничился только внешним сходством. С лицом, изображенным яркими, желтовато-розовыми красками, резко контрастировал простой черный фон. На других портретах, вывешенных в музее, медицинские светила держали в руках либо пергамент и перо, либо череп или бедренную кость, на которые они глубокомысленно указывали инструментом, напоминающим кронциркуль. Некоторые позировали на фоне библиотечных полок или рядом с анатомическим рисунком, но не Ловелл. Глухой черный фон на его портрете даже несколько смущал Джин, которая никак не могла понять, чем было обусловлено подобное решение художника. Возможно, конечно, что Скотт Джонси писал эту заказную работу без особого вдохновения, а может быть, заказчик настоял на том, чтобы на портрете не было ничего, что могло бы указать на его род занятий и профессию. Почему-то она подумала о Керкпатрике — о том, как преподобный получает этот весьма далекий от совершенства портрет, за который заплатил из своего кармана. Впрочем, нельзя было исключать, что на портрете был нарисован не живой человек, а его идеализированный образ; кроме того, портрет мог служить для Ловелла чем-то вроде почтовой карточки или рекламного постера. И все равно ей трудно было представить, что этот молодой человек — вчерашний юноша — хладнокровно и умело вскрывал труп Бёрка на глазах десятков зрителей. Согласно одному из отчетов того времени, «при вскрытии выделилось чрезвычайно большое количество физиологических жидкостей, и к концу лекции секционный зал напоминал бойню, где, как известно, рабочим часто приходится ходить буквально по щиколотку в крови». Когда Джин впервые прочла это описание, ее слегка затошнило, и теперь она пристально вглядывалась в глаза Ловелла на портрете. Но черные зрачки хирурга поблескивали безмятежно и умиротворенно, словно он никогда не видел тех ужасов, о которых Джин читала.
А может быть, подумалось ей, он выглядит таким спокойным, потому что ему нравилась его работа?
Смотрительница музея не смогла ответить на ее вопросы, поэтому Джин попросила проводить ее к казначею. Но и старший казначей музея Брюс Каудор не сумел добавить практически ничего к тому, что она уже знала.
— Насколько мне известно, никаких записей, касающихся этого портрета, не существует, — сказал он, пригласив Джин в свой кабинет и угостив чаем, обладавшим необычным терпким вкусом и заваренным не из пакетиков, а из серебряного ситечка — отдельного для каждой чашечки. — Поэтому я не могу сказать, как он попал в наш музей. Вероятнее всего, это был чей-то посмертный дар.
Брюс Каудор, майор в отставке, был невысок ростом, но выглядел весьма представительно благодаря безупречному костюму и круглому, пышущему здоровьем лицу.
— Меня также интересует корреспонденция Ловелла…
— Уверяю вас — нас тоже, но увы…
— Неужели у вас ничего нет?! — поразилась Джин.
Казначей покачал головой.
— Либо доктор Ловелл не любил писать, либо его письма погибли… или осели в какой-нибудь частной коллекции. — Он вздохнул. — Это, разумеется, большая потеря. Стыдно сказать, но мы до сих пор почти ничего не знаем о его африканской поездке.
— И об эдинбургском периоде тоже, насколько мне известно.
Брюс Каудор наклонил голову.
— Пожалуй, вы правы. Кстати, Ловелл похоронен в Эдинбурге, но его могила вас, вероятно, не слишком интересует?
— Отчего же?… А где она?
— На Колтонском кладбище, неподалеку от могилы Дэвида Юма.
— Что ж, я непременно на нее взгляну.
— Простите, что ничем не смог вам помочь. — Он ненадолго задумался, потом лицо его просияло. — Говорят, у профессора Девлина есть стол, сделанный Ловеллом.
— Да, он упоминал об этом, но нигде в источниках я не нашла упоминаний об увлечении Ловелла столярными работами.
— Да нет, я уверен, что об этом где-то говорится, я же сам читал!.. — Но как майор ни старался, он так и не смог припомнить, что и где он читал о странном хобби хирурга.