Водопад

Внизу, в старом музее, они сели на скамью, которой резчик придал подобие скелета кита. В бассейне рядом плавали какие-то рыбы, и пришедшие на экскурсию дети тянулись к ним, но в последний момент отдергивали руки, хихикая и визжа, демонстрируя ту же смешанность чувств (теперь любопытства со страхом), о которой в связи с Джин подумал Ребус. У дальней стены зала стояли высокие часы, представлявшие собой нагромождение всяческих химер. Обнаженная фигурка женщины была вся опутана чем-то вроде колючей проволоки, Ребус был уверен, что там наверняка есть и другие сцены пыток — просто он их не видит.

— Наши «Часы Тысячелетия», — объяснила Джин Берчилл, перехватив его взгляд, и посмотрела на свои наручные часики. — Через десять минут они начнут бить.

— Интересная конструкция, — заметил Ребус. — Часы, полные страданий…

Она внимательно посмотрела на него.

— Не все это замечают. Во всяком случае, не сразу.

Ребус только пожал плечами.

— Она кивнула:

— Возможно, они устраивали своим жертвам ложные погребения. По нашим оценкам, Бёрк и Хейр продали врачам не меньше семнадцати тел. Это было ужасное преступление… Видите ли, согласно христианскому вероучению, мертвец, подвергшийся вскрытию, не может восстать в день Страшного суда.

— Да, без внутренностей не очень-то восстанешь, — согласился Ребус, но Джин пропустила его замечание мимо ушей.

— Бёрка и Хейра задержали и судили. Хейр дал показания против своего подельщика, поэтому на виселицу отправился один Бёрк. Попробуйте угадать, что стало с его телом после казни?…

Ответить на этот вопрос было легко.

— Оно попало в анатомический театр? — сказал Ребус.

Джин Берчилл снова кивнула.

— Его тело отвезли в Олд-Колледж, — туда же, куда несколько ранее попали все или почти все его жертвы, — и использовали на занятиях по анатомии. Это произошло в январе тысяча восемьсот двадцать девятого года.

— А гробы датируются началом тридцатых… — Ребус задумался. Кажется, кто-то когда-то хвастался ему, будто владеет какой-то вещицей, сделанной из кожи Бёрка.

— Ну а потом? — спросил он. — Что стало с телом Бёрка потом?

Джин Берчилл посмотрела на него.

— В музее Хирургического общества хранится записная книжка…

— Переплетенная в его кожу?

— Да. — Джин опустила голову. — Честно говоря, иногда мне становится его жаль. Бёрк был почти гениален. В Шотландию он приехал в поисках лучшей жизни. Бедность и стечение обстоятельств толкнули его на кривую дорожку. Однажды его дальний знакомый, который к тому же должен был Бёрку некую сумму, скоропостижно скончался прямо у него дома. Бёрк знал, что медицинский факультет Эдинбургского университета остро нуждается в трупах для анатомирования. Так все и началось…

— Скажите, в те времена люди жили дольше, чем сейчас?

— Вовсе нет. Скорее наоборот, но… Как я уже говорила, человек, чье тело подверглось вскрытию, не может войти в рай. Люди крепко верили в эту догму, поэтому тогдашним студентам и исследователям приходилось довольствоваться телами казненных преступников. Закон о вскрытии, принятый в тысяча восемьсот тридцать втором году, решил эту проблему, и нужда в ограблении могил отпала.

Ее голос звучал все тише и тише. Казалось, Джин настолько ушла в кровавую историю Эдинбурга, что на несколько минут совершенно забыла о том, что ее окружало. И Ребус ее понимал. Гробокопатели и кошельки из человеческой кожи, повешения и колдовство… На том же четвертом этаже, рядом с гробиками, он видел орудия чародейского ремесла: пожелтевшие от времени кости и высушенные сердца животных, ощетинившиеся булавками и гвоздями.

— Да, не самое приятное место… — проговорил Ребус. Он имел в виду Эдинбург, но Джин решила: Ребус говорит о музее.

— С самого детства, — сказала она, — я чувствую себя здесь спокойнее, чем в любом другом месте города. Возможно, мое занятие кажется вам жутковатым, инспектор, но ваша работа — вообще для твердокаменных.

— Не спорю, — согласился Ребус.

— Гробы с Трона Артура интересуют меня потому, что представляют собой загадку, тайну. Главными принципами существования каждого музея являются идентификация и классификация. Время создания и происхождение предмета могут оставаться спорными, зато мы почти всегда знаем, с чем мы имеем дело: гроб — это гроб, ключ — это ключ, римское погребение — римское погребение. Но…

— Но в случае с этими игрушечными гробами вы не знаете… Не знаете, что они такое и что означают.

Джин Берчилл улыбнулась.

— Совершенно верно. Поэтому они не могут не сидеть занозой в голове хранителя музея, который за них отвечает.

— Мне знакомо это чувство, — кивнул Ребус. — У меня тоже так бывает, когда приходится работать над делом. Покуда оно не раскрыто, я думаю о нем днем и ночью и не могу остановиться.

— Вы поворачиваете его то так, то эдак, анализируете, пока у вас не появляется новая версия…

— Или новый подозреваемый…

Они переглянулись.

— Возможно, между нами гораздо больше общего, чем мне казалось, — промолвила наконец Джин Берчилл.

— Возможно, — согласился Ребус.