Водораздел

В то утро, когда «освободительная армия» отступала через Пирттиярви, Хёкка-Хуотари еще до прихода белых ушел в лес за лошадью — подходила осенняя страда. В лесу ему встретились белые, и Ханнес шепнул своим товарищам, что это — отец «карельского царя». Отступавшие знали, конечно, кто подготовил им в Пирттиярви такую встречу, и, не имея возможности отомстить самому Ховатте, они схватили его отца и увели с собой.

— Надо отправить в Петрозаводск, — предложил Харьюла.

— Куда? — испуганно спросила Паро, вытирая слезы уголком платка. Она не знала, где такой город.

— Ближе нет психиатрической больницы, — пояснил Харьюла.

Ховатта сходил в лес за лошадью. На следующее утро он запряг лошадь и хотел везти отца в Вуоккиниеми, чтобы оттуда отправить дальше. Но отец отказался садиться в телегу, как Ховатта его ни уговаривал. Пришлось сбегать за Поавилой, которому Хёкка-Хуотари позволил связать руки. Так, со связанными руками, и повез Ховатта отца. Вместе с ними поехали Хилья и еще один красноармеец-санитар.

Паро стояла во дворе, обливаясь слезами, и долго смотрела на дорогу, хотя телега уже давно скрылась за пригорком. Она укоряла себя, что слишком часто была несправедлива к мужу, обижала его, была неласкова.

— Что мы плохого сделали? За что господь нас так наказывает?

— Говорят, буйные поправляются быстрее, — утешала ее Доариэ.

После того, как противник был изгнан и из Пистоярви, шестой финский полк получил приказ вернуться в Кемь. Прошел слух, что им предстоит отправиться на польский фронт. Харьюла и его ребята попрощались с пирттиярвцами и тоже выступили в путь.

Провожали их всей деревней.

— Славные ребята, — сказал Теппана, махая рукой уходившим красноармейцам.

В Вуоккиниеми опять начал действовать волостной Совет, и от него вскоре прислали весть, что в Петрозаводске открываются учительские курсы на финском языке и туда нужно направить кого-нибудь из парней или девушек, желающих учиться.

— Надо послать Хуоти, — предложил Теппана на заседании Совета — в Пирттиярви тоже был выбран свой Совет.

Пулька-Поавила был не против. Наоборот, он давно лелеял надежду, что сын его научится жить умнее, чем он.

Дома он сказал жене:

— Пусть едет парень. Уж как-нибудь мы с Микки управимся с осенними работами.

Приближалась осень. Брусника поспела и ее начали собирать на зиму. У Доариэ тоже ее было с полкадушки. Начинался и осенний лов ряпушки. Они тоже поставили сети. Доариэ испекла из ряпушки рыбник — на дорогу Хуоти. Приготовила туесок брусники. С этими припасами — с рыбником и брусникой — и проводила она сына в дальний путь. Больше ничего у нее не было.

— На чужое добро не зарься, — напутствовал Пулька-Поавила сына словами, которыми в свое время провожала в путь его самого покойная мать. — Хотя, конечно, там в России хлеба хватает, — сказал он на прощание.

— Веди себя там по-хорошему, — просила Хуоти мать, обнимая его со слезами на глазах. — Хорошему учись, плохого берегись.

Жена Хёкки-Хуотари тоже пришла проводить его. Ей так хотелось, чтобы Хуоти стал ее зятем, да вот дочь все дело испортила!

— Сходи, проведай там моего мужика, — попросила она. — Может, уже лучше ему стало.

Наталия ушла в лес за ягодами. Она собирала бруснику возле самой дороги, то и дело поглядывая в сторону деревни. Увидев издали Хуоти, она пошла ему навстречу с таким видом, словно возвращалась из лесу.

— Ты?! — обрадовался Хуоти.

Девушка достала из-за пазухи варежки и, потупясь, протянула их Хуоти.

— Возьми, скоро зима…

Хуоти прижал Наталию к груди и поцеловал ее в губы.

— А я никуда не пойду! — вырвалось у него вдруг.

— Что ты? — девушка оттолкнула его от себя. — Надо ехать. А когда приедешь… Я буду ждать.

Хуоти снова порывисто обнял ее, еще раз поцеловал и торопливо пошагал, словно убегая от нее. Только на повороте он оглянулся и махнул Наталии рукой.

Когда Хуоти скрылся за поворотом, Наталия побежала следом, чтобы увидеть сквозь березы, как он завернул за следующий поворот.

VII

Председатель волостного Совета протянул Хуоти выписанное от руки командировочное удостоверение и посоветовал ехать в Кемь на лодках, которые отправлялись туда за товарами.

— Учиться? — удивился один из кормчих, когда Хуоти, придя на причал, сказал, куда он едет.

— Не беда, что мужичок с ноготок, лишь бы башка на плечах была, — сказал другой, но таким тоном, что трудно было понять, защищает он Хуоти или тоже подшучивает над его малым ростом.

Хуоти боялся, что они его не возьмут с собой.

— Я буду грести, — пообещал он.

В Кемь отправлялись три лодки, в каждой был мужчина-кормчий и две женщины — на веслах.

— Садись к нам, — позвали Хуоти в третью лодку.