Водораздел

Спускаясь по берегу к заливу, Поавила вдруг увидел на льду озера какое-то странное шествие. Со стороны границы в сторону деревни бесконечной вереницей шли люди на лыжах.

— Вот черти, все-таки лезут, — выругался Поавила и стал настегивать мерина.

Поавила вошел в избу, молча повесил на гвоздь сбрую и устало сел на лавку. Будь что будет. Доариэ крестилась перед иконой.

— Отец небесный, спаси нас от беды, коли можешь, А-вой-вой. Что же теперь будет-то?

В избу влетел запыхавшийся Хуоти.

— Они уже у школы!

А с улицы доносились громкие голоса, скрип лыж и саней, бряцание оружия.

— Ну вот, первую деревню взяли. Так, глядишь, скоро и Великая Финляндия образуется, — крикнул кто-то по-фински.

— Второй взвод, сюда!

— А избушка-то вот-вот набок свалится. Покосилась, как церковь в Пирккала.

В избу с шумом ввалились молодые парни в серых мундирах из грубого сукна. На рукавах у них белели повязки с надписью «За Карелию». В избе запахло потом.

— Добрый день! — развязно поздоровался один из пришельцев.

Поавила исподлобья взглянул на финна, сперва на его красное лицо, потом на гранаты, висевшие на поясе, и буркнул в ответ:

— День-то добрый, а вот каковы гости?

Он сразу увидел, что это за гости. Бесцеремонно, не спрашивая разрешения хозяев, пришельцы сбрасывали с себя лишнее снаряжение, расхаживали по избе, заглядывая во все углы.

— Ребята, а здесь у них боженька имеется, — крикнул один из парней, по внешнему виду похожий на бандита с большой дороги, разглядывая висевшую в красном углу икону. — У кого совесть нечиста, можете замолить свои грехи. — И он заржал, вытирая нос рукавом.

У Доариэ задрожали губы. Поавила, хмурясь, наблюдал за гостями.

— Что это хозяин у нас невеселый? — продолжал финн, только что глумившийся над иконой. Повесив свою винтовку на гвоздь поверх сбруи, он спросил: — Может, гости не по душе?

Поавила притянул к себе Насто, в испуге жавшуюся к коленям отца, и молчал. Хуоти тоже молчал.

В избу вбежал Микки и зашептал Хуоти на ухо:

— К Хилиппе пришел тот самый финн в очках, который тогда и к нам заходил. Помнишь… Ну, у меня еще чирей был!..

— Когда?

— Да когда бабушка еще жила. Помнишь? Она тогда рассердилась на него и не стала рассказывать сказки. И тот тоже приехал, который осенью в школе говорил…

Доариэ вышла во двор. Около избы трое финнов, с виду простые крестьяне, распрягали лошадей.

— За чем это вы, ребятушки, к нам пожаловали? — набравшись храбрости, спросила у них Доариэ.

— Мы и сами не знаем, — ответил один из них, пытаясь рассупонить хомут. — Мы всего лишь возчики. Фу, черт, как затянул…

В избе было шумно и оживленно.

— Вестовой главнокомандующего сказал сейчас мне, что немцы взяли Петроград, — сообщил моложавый на вид, но совершенно лысый солдат.

— Ох, ребята, мочи нет, руки так и чешутся. Скорей бы добраться до Кеми и всыпать этим рюссям, — воскликнул, потирая ладони, юнец, похожий на гимназиста. — А потом — фьють — в Питер и оттуда домой!

— Боюсь, что до самого Урала рюссей нам в глаза не видать, да и те на веревочке будут болтаться, — пошутил тот самый весельчак, который первым ввалился в избу.

Из хлева вернулась Доариэ.

— Все сено забрали, — чуть не плача, пожаловалась она.

Поавила угрюмо молчал.

В дверях появился молоденький солдат и звонким, мальчишеским голосом крикнул с порога:

— Сиппола, к главнокомандующему!

Финн лет двадцати пяти, одетый в серо-зеленую форму егеря, оправил мундир, сдвинул гранаты на поясе и поспешил вслед за вестовым.

Главнокомандующим финны называли командира экспедиции подполковника Малма, который со своим штабом расположился в просторном доме Хилиппы. Глазам явившегося по вызову Сипполы предстала совершенно иная картина, чем в избе Пульки-Поавилы. Хозяйка хлопотала у печи, готовя гостям кофе. Лопоухий юнец лет шестнадцати, видимо, сын хозяина, сидел на лавке около одного из финнов, примеряя белую шапку с голубой кокардой. Сам хозяин сидел с гостями в горнице за накрытым столом и, с довольной усмешкой покручивая щетинистые усы, увлеченно рассказывал что-то гостям.

— Лейтенант Сиппола прибыл по вашему приказанию, — отдав честь, доложил Сиппола Малму, который сидел развалившись в кресле-качалке, сложив пухлые руки на груди.

— Садитесь.

Подполковник кивком головы показал на свободный стул у стола.

Не прошло еще и месяца с того дня, когда Малма неожиданно вызвали к Маннергейму и он точно так же, как и этот лейтенант, доложил о своем прибытии. Тогда он был еще в звании ротмистра.

— Мне доложили, что вы недовольны полковником Акимовым? — спросил Маннергейм и пристально посмотрел Малму в глаза.

Полковник Акимов был одним из тех царских офицеров, которые в ожидании скорого падения большевиков перешли на службу в белую финскую армию. Маннергейм назначил его командующим фронтом на участке Лахти. Егеря и шюцкоровцы, кичившиеся тем, что они-де являются истинными финнами, были недовольны, что им в командиры назначили какого-то «рюссю», выполняли его приказания неохотно и даже грозились убить, если Маннергейм не отстранит его от занимаемой должности. Малм слышал об этих угрозах, но сам никакого отношения к ним не имел.