Водораздел. Будущее, которое уже наступило

Налицо явное противоречие: если растет число неработающих мигрантов, то, выходит, немцы должны работать за них, а следовательно — на них, позже уходить на пенсию и т. п. И еще вопрос: если «мы хотим сохранить наше благосостояние и наш образ жизни», зачем нам люди, которые не просто не вписываются в этот образ жизни, но бросают ему вызов и являются для него угрозой?

И последнее: нет никаких доказательств, что миграция увеличивает ВВП.

Что касается разнообразия, то здесь уже цитировавшийся Д. Марри ставит сразу два вопроса: 1) а что, разнообразие — это самоцель? это универсальная цель? 2) а что — Европа недостаточно разнообразна?

В каждой культуре есть положительные и отрицательные качества. Где гарантии, что мигранты несут положительные качества? Практика демонстрирует совсем противоположное. И если разнообразие — универсальная цель, почему атлантистские элиты не заботит развитие этого разнообразия в мусульманском мире, например, в Саудовской Аравии? Почему «мульти-пульти» ограничивается Европой? Нет ответа.

Если мультикультурализм не идеален, как «изящно» выражаются его адепты и он был таков при 50 тыс. беженцев в год — даже такое число создавало почти неразрешимые проблемы, то каким образом эту политику можно совершенствовать при 1,5 млн. беженцев в год, при экспоненциальном росте миграции? Показательно, что самой серьезной проблемой атлантистские элиты считают не рост числа беженцев, а рост антимиграционных настроений в Европе.

Европа, действительно, стареющее общество и к тому же она перенаселена. А ведь мигранты едут не в Шотландское нагорье, не на север Финляндии и не в самую безлюдную часть Франции — плато Межан на юге Центрального массива, а в города, таким образом еще больше усиливая перенаселенность и снижая качество жизни. Европейцы, действительно, демографически не воспроизводятся. Такое воспроизводство требует 2,1 ребенка на семью, в Европе эта цифра — 1,23. Но почему европейские женщины рожают мало или вовсе не рожают? Потому что не хотят детей? Нет. Согласно опросам, 55 % британских женщин хотят иметь 2-х детей, 14 % — 3-х, 5 % — 4-х и более, но они не могут себе этого позволить из-за низкого и постоянно снижающегося (в том числе и из-за притока мигрантов) уровня жизни.

Впрочем, десятилетия мягкого тоталитаризма выдрессировали большую часть европейцев на оруэлловский манер и многие предпочитают роль терпил: события в Кельне и других городах Европы продемонстрировали это со всей ясностью, тем более, что ровно в годовщину кельнских событий, мигранты, словно издеваясь над немцами и другими европейцами, повторили секс-атаки в нескольких городах Европы — Аугсбурге, Инсбруке и др. При этом нужно отметить, что кельнские события европейский интеллектуальный мейнстрим ничему не научили: когда 31 января 2016 г. в газете «Le Monde» французский писатель Камель Дауд опубликовал честную статью о секс-атаках в Кельне, на него с критикой набросилась целая свора социологов, историков и публицистов, обвинившая его в исламофобии и в том, что он выступает с правых позиций.

Те, кто занимает принципиальную позицию по вопросу ислама в Европе, получают удары с двух сторон — от исламистов и от мигрантофилов-мультикультурастов. Удары в прямом смысле: так, в Нидерландах были убиты Пит Фонтейн и Тео Ван Гог; немало угроз получила Ориана Фалаччи. В той же Германии критики салафитов, например Хамед Абдель-Самад, вынуждены жить под защитой полиции.

В идейном поле удары по критикам мультикультурализма наносятся по двум линиям. Первая — «тирания вины». Сторонники мультикультурализма изображают доколониальный мир Азии, Африки и доколумбовой Америки как рай, в который вторглись злодеи. Их мазохистский тезис — «европейцы должны каяться за свои завоевания и колониализм». Здесь сразу же возникает вопрос: а арабы и турки не должны каяться за завоевания в Европе, за работорговлю?

Смягченная версия этой линии — стремление резко повысить оценку значения арабской культуры в (и для) истории Европы и представить мусульманские халифаты Андалузии в качестве мира толерантности и прогресса науки. В таком подходе много натяжек и лжи, на которые обратила внимание французский медиевист Сильвия Гугенхайм. В одном из своих эссе она показала, что древнегреческие тексты спасали действительно арабы, но вовсе не мусульмане, не знавшие древнегреческого языка, а сирийские христиане. На Гугенхайм тут же обрушился вал критики, ее обвинили в исламофобии. Впрочем, реальных аргументов ее оппоненты не привели, а вот она убедительно продемонстрировала сомнительность ряда трусливых и фальшивых схем, призванных обеспечить историческое обоснование мультикультурализма.