Вторая линия подавления противников мультикультурализма — попытка провести аналогию между спасением мигрантов и спасением евреев и, соответственно, между негативным отношением к мигрантам и антисемитизмом. Здесь, однако, мигрантофилы попадают впросак. Дело в том, что, как было показало выше, повсюду в Европе, прежде всего во Франции, в связи с увеличением числа мигрантов растет антисемитизм. Но даже это не останавливает сторонников насильного внедрения мультикультурализма и мультиэтничности. В чем же дело?
У развития мультиэтничности несколько причин. Первая по счету (но не по значению) причина носит тактический характер — это неспособность западноевропейских правительств, Евросоюза решить проблему, даже если такое желание было бы. Когда атлантистская верхушка Евросоюза поняла, что иммигранты не собираются возвращаться в свои страны и к тому же большая и все увеличивающаяся их часть интегрироваться в европейское общество не спешит, они попытались убедить европейцев, что Европа и должна превратиться в мультиэтническое, мультикультурное общество — и это хорошо. За этой позицией — неспособность правительств повернуть вспять процесс иммиграции, неспособность защитить своих граждан от мигрантов, нежелание сознаться в своих ошибках — ведь тогда придется их исправлять. Как вынуждена была признать активная сторонница иммиграции, член правительства лейбористов Сара Спенсер, «не было никакой политики интеграции (специальной политики интеграции мигрантов. — АФ.). Мы просто верили, что они интегрируются». Читаешь такое и вспоминается восточная поговорка: «Диво-баня: там и тут воду решетами льют, брадобрей у них верблюд». Вот только расплачиваться за действия верблюдов и козлов в человеческом обличии приходится рядовым европейским гражданам.
Вторая причина курса атлантистских элит на создание мультиэтнического общества — классовая. Повышение рождаемости в «старой Европе» требует повышения уровня жизни нижней половины европейского населения. Однако именно понижение этого уровня является сутью проводящегося с 1980-х годов экономического курса неолиберализма, который есть не что иное как сверхэксплуататорская фаза глобального финансиализированного капитализма.
Повышение уровня жизни коренных европейцев нижней и нижнесредней половины социума предполагает определенное перераспределение доходов в пользу нижней половины общества, как это имело место в 1945–1975 гг., которые во Франции с легкой руки социолога и футуролога Ж. Фурастье именуют «les trentes glorieuses» — «славным тридцатилетием». Однако вся социально-экономическая политика в Европе последних — неславных — сорока лет была направлена на изменение этой ситуации, на перераспределение в пользу верхов, на усиление эксплуатации, на рост неравенства.
Чтобы обеспечить более высокий уровень дохода и рождаемости европейцев, нужны не косметические, а реальные социальные реформы, на которые необуржуазия после сорока «жирных» для нее лет ни за что не пойдет. Когда в конце 1930-х годов американский капиталистический класс оказался перед выбором «социальные реформы с частичным перераспределением дохода в пользу низов или мировая война», он выбрал мировую войну. Символично, что Ф. Рузвельт начал употреблять термин «мировая война» на пол года раньше Гитлера. Ну а в самой Америке человека, который призывал к перераспределению доходов и создал по всей стране «Общества перераспределения собственности» (в них вступило 8 млн. человек), в 1935 г. убили — как это водится в США, руками не вполне адекватного одиночки. Создатель «Обществ…» — губернатор штата Луизиана Хью Лонг (он стал прототипом губернатора Вилли Старка — главного героя романа Р. Пенна Уоррена «Вся королевская рать») — был реальной угрозой для Рузвельта на президентских выборах 1936 г.
В сухом остатке: буржуазия скорее выберет войну, чем поделится собственностью. В виде иммиграционной политики Евросоюза мы, помимо прочего, имеем по сути социальную войну верхов против собственных народов. Легче пригласить чужих мигрантов, разлагающих цивилизацию и общество, его этнический состав, чем пойти на встречу своим работягам и нижней части мидлов. К тому же миграция решает еще одну задачу — создает слой, принимающий на себя социальное раздражение и в свою очередь гасящий его своим агрессивным поведением. Так мигранты становятся дополнительным небелым классовым оружием, позволяющим атлантистам держать в узде свое же белое население: классовое для капитала важнее этнического и культурного.
При этом с точки зрения политэкономии необходимо различать неработающих беженцев и тех мигрантов, которые работают, т. е. подвергаются эксплуатации: турки и курды в Германии, арабы и африканцы во Франции, пакистанцы и арабы в Великобритании и т. д. Их эксплуатация — это эксплуатация центром капсистемы его периферии, причем в самом этом центре. Эта эксплуатация играет большую роль как для центра к периферии, так и для капсистемы в целом.