В ПостРиме некому было противопоставить что-либо этой химеризации. Уже к середине II в. н. э. Рим по сути лишился своих лучших — старой аристократии: ее косили два с половиной столетия (10 поколений!). Сначала — марианский и сулланский террор, затем войны триумвиратов — первого и второго, ну и, наконец, безумства позднего Тиберия, Калигулы, Клавдия и Нерона. Место аристократии заняли нувориши, включая преторианцев и вольноотпущенников. К этому необходимо добавить моду на широко распространенный гомосексуализм и добровольную бездетность элиты в позднем Риме — и картина маслом завершена. Эта бездетность, кстати, очень напоминает бездетность высокопоставленных клерков, возглавляющих нынешнюю Европу. Есть и другие аналогии. Так, две мировые войны выкосили в Европе пассионарную молодежь, чаще всего погибали лучшие — мощный удар по генофонду, если брать Запад, то прежде всего — Германии; немецкий случай XX в. сравним с потерями немцев в Тридцатилетней войне (1618–1648), выкосившей 2/3 населения, уничтожившей практически все мелкое и среднее дворянство.
Также мы видим распространение в Европе чуждых ей религий (ислам) и культов. Есть просто поразительные случаи. В частности, известный советофоб и русофоб папа Иоанн Павел II признал нигерийскую традицию ифа, известную на Гаити и в Латинской Америке как вуду, частью католической религии — традиция ифа/вуду получила статус конфессии, т. е. фактически приравнена к православию и протестантизму[3]
. Вуду-католицизм из «Анклавов» В. Панова — не выдумка и не фантастика, это реальность, пусть и отдающая сюрреализмом. Постзапад встречается с ПостРимом в Ватикане; западная цивилизация заканчивает во многом так же, как античная. Да и просуществовали они примерно одинаковое время — в зависимости от точек отсчета от 12 до 15 столетий.Нынешняя ситуация, однако, объясняется не только, а в каких-то важных аспектах не столько цивилизационными факторами, сколько теми, которые марксисты называют формационными. Конкретно речь в данном случае идет о капиталистической системе, которая существенно изменила европейскую цивилизацию и фактически тащит ее вместе с собой в пропасть.
Почему Шпенглер именно в 1918 г. опубликовал свой «Закат…»? Ясно почему: закончилась мировая война, которая подвела черту под «цивилизацией XIX века», т. е. под зрелой фазой истории капиталистической системы. Эта война, как и следующая мировая, стерла с лица земли огромные материальные (промышленно-экономические) комплексы, и мировое развитие, экономический бум капитализма в 1920-1930-е и особенно в середине 1940-х — середине 1960-х годов во многом были обусловлены и обеспечены бурным восстановлением экономик Германии, Италии, СССР, которое в огромной степени стало стимулом, мотором мирового развития.
Все это свидетельствует о простой вещи: капитализм исчерпал свою экономическую динамику на рубеже XIX–XX вв.; собственно, об этом с той или иной степенью приближения писали столь разные люди, как В.И. Ленин и К. Каутский. Дальнейшее развитие капитализма имело своей основой внеэкономическую динамику — военно-политическую борьбу. Причем, поскольку мир уже был поделен, колониальная и полуколониальная системы оформились, это уже не могла быть борьба Запада с афро-азиатскими слабаками. Это могла быть только борьба (война) европейских (североатлантических) военно-промышленных гигантов. Если с середины XVIII в. по конец XIX в. войны были функцией промышленно-экономического развития, то в XX в. само это развитие в значительной степени стало функцией — не просто тотальных (таковыми были уже наполеоновские) войн — войн на уничтожение, — которые вели между собой государства внутри европейской цивилизации, представляющие ее разные варианты: англосаксонский, германский и русский. Это и стало началом заката Европы и превращения Запада в Постзапад. Решающую роль в этом сыграло изменение динамики капитализма, который, в свою очередь, есть порождение, дитя, хотя и не вполне законное, самой европейской цивилизации.
Начало заката Европы совпало с окончанием гегемонии Великобритании и подъемом Германии и США (американцы какое-то время решали, с кем войти в союз — с Германией или с Великобританией; выбор в пользу последней определили два фактора: «сшивший» англосаксонских «кузенов» еврейский капитал по обе стороны океана и англосаксонский страх перед германским гением — научной, культурно-интеллектуальной и экономической мощью Второго рейха), а следовательно, внутризападной схваткой за мировую гегемонию и русской революцией.