Водородная Соната

Моделирование хода грядущих событий в виртуальной среде имело целью понять, как те или иные действия отразятся на ходе вещей, предоставляя возможность корректировки этих действий в различных вариантах моделируемой проблемы, постепенно усовершенствуя их таким образом, чтобы желаемый результат был достигнут с максимальной эффективностью. Едва ли подобное прогнозирование являло собой что-то новое — во многом оно было соотносимо с работой ИИ, и предшествующих вычислительных матриц, компьютеров и даже механических или гидрологических, к примеру, устройств, вроде шарикоподшипников, весов, пружин или клапанов, а также, как когда-то воображали восторженные оптимисты, экономических моделей.

Но, заходя ещё дальше, можно было обнаружить, что такие моделирования впервые произошли в умах ещё не вполне разумных существ, в затерянных доисторических эпохах и независимо от вида. Если же не быть слишком строгим в определениях, то можно утверждать, что первые симуляции свершились в головах — или других соответствующих частях тела, что во многом зависело от видовой принадлежности — вероятно, вскоре после того, как обладатели оных развили теорию разума и начали думать о том, как манипулировать другими вместилищами предоставленного эволюцией дара, обеспечивая себе тем самым доступ к пище, укрытию, возможностям продолжения рода или более высокому социальному положению.

Мысли вроде: "Если я сделаю это, то она/он сделает то, а если не сделаю, то…" у существ, озабоченных добычей огня, и неспособных объяснить существование льда, пара, воздуха, неба — равно как и что-либо вообще объяснить — были, вероятно, началом первых симуляций, независимо от того, насколько бледным, ограниченным невежеством и предрассудками, а также опутанным пещерными страхами и вытекающими из них фантазиями мог быть процесс. Они также, вероятно, стали началом линии, ведущей через обсуждения деревенских старейшин, разрозненные научные эссе, блок-схемы, военные стратегии и первые компьютерные программы к таким сверхдетальным симуляциям, в которых можно было наглядно — объективно, статистически, научно — продемонстрировать, как всё это работает.

Задолго до того, как разум добрался до звезд, он должен был сжиться с мыслью, что ни одно важное решение с крупномасштабными или долгосрочными последствиями не принимается без проведения анализа, в противном случае никуда бы он не добрался. Проблемы моделирования на раннем этапе, как правило, ограничивались отсутствием вычислительных мощностей для проведения достаточно подробного анализа или разногласиями относительно того, какими должны быть начальные условия.

И только позднее, примерно во время, когда цивилизация разрабатывала технологию, которую можно было без обиняков назвать искусственным интеллектом, проявлялась истинная природа проблемы моделирования.

Как только разум обретал способность надежно моделировать целые популяции в своей симулированной среде, на уровне детализации и сложности, предполагающих, что индивидуумы в этой симуляции имеют независимое существование, возникал вопрос: насколько богоподобным и жестоким он имеет право быть?

Большинство проблем, даже кажущихся крайне сложными, можно было решить с помощью симуляций, которые с лёгкостью моделировали гибкие многоуровневые концепции, вроде общественного мнения или вероятных реакций чуждых обществ, используя некоторые особенно изощрённые и коварные алгоритмы ввода чуть отличных от реальных симулятивных процессов, эволюционных моделей и прочее, прокладывавшие предельно короткий и эффективный путь к цели. Ничто более требовательное к процессорам, чем правильный набор уравнений, не давало — после того, как введены соответствующие данные — столь же надежную оценку того, как, допустим, группа людей отреагирует на определённый заданный стимул, независимо того, представляет ли эта группа крошечную правящую клику или целую цивилизацию.

Однако установка работала не всегда. Иногда, если возникала необходимость получить полезный ответ, не существовало альтернативы моделированию самих людей, при условии соблюдения масштаба и уровня сложности, означавшего, что каждый должен проявлять дискретную индивидуальность. И вот здесь-то и возникала проблема.

Как только создалась популяция реалистично реагирующих и — в необходимом смысле — мыслящих созданий, сотворивший её — также в определенном смысле — создавал жизнь. Конкретные части вычислительного субстрата, включённые в проблему, теперь содержали созданий, виртуальных созданий, способных реагировать настолько похоже на свои реальные прототипы, что, по мнению большинства людей, они имели столько же прав на то, чтобы к ним относились как к полностью признанным моральным агентам, сколько их оригиналы в реальности.

А если у прототипов имелись права, то и у точных копий они тоже были, и, безусловно, самым фундаментальным правом, которым когда-либо обладало любое существо, являлось право на жизнь, на том очевидном основании, что без этого изначального права все прочие права не имели смысла.