Водоворот

Она взяла печенье и внимательно изучила его перед тем, как откусить крошку, которая подошла бы для маленькой мышки. Во время разговора она старалась не смотреть Рино в глаза, и инспектор решил, что, возможно, дело в его обаянии. Уже не в первый раз женщины смущались в его присутствии.

– У вас с ним общий ребенок.

– А Томми-то тут при чем, черт возьми?

– Может быть ни при чем, а может быть, очень даже при чем.

На этот раз она решилась взглянуть ему в глаза.

– Расскажите о ваших отношениях с его отцом.

– С Кимом? Нет у нас никаких отношений. Прошлой осенью он принес подарок на день рождения, Рождество он пропустил.

– По какой причине?

Она приоткрыла рот и казалась несправедливо обиженной.

– Он никогда нами не интересовался.

– По его словам, вы велели ему отвалить.

– На то есть причина, – сказала она и скрестила руки на груди.

– Можно немного подробнее?

– Я ведь сказала, ему на нас плевать. Томми для него не существовал. Мысль, что он, как отец, несет ответственность за ребенка, ему даже в голову не приходила.

– Может быть, лучше поздно, чем никогда. Некоторым из нас довольно сложно свыкнуться с тем, что роль отца несет для нас, несчастных, также некоторые ограничения.

– Несчастных? Вы сказали – несчастных? – От смущения не осталось и следа.

Попытка оправдать отца ребенка спровоцировала бурную реакцию, как он и ожидал.

– Я знаю много чудесных отцов, которые вели себя абсолютно по-идиотски в первый год. Может, я ошибаюсь, но все-таки люди могут измениться.

На ее лице отразилось отвращение, как будто ее начинало тошнить только от мысли об отце ребенка.

– Ким не изменился. То, что произошло, ужасно, но все-таки подонок навсегда останется подонком.

– И у подонков есть право на жизнь.

– Томми заслуживает большего.

– Не вы одна так думаете.

– Это как?

Она взяла еще одно печенье. Возможно, ей очень хотелось сладкого или просто нужно было чем-то занять свои худощавые руки.

– Скажем так: мы подозреваем, что тот, кто напал на Кима, мстил за Томми.

Похоже, эта новость ее действительно взволновала. Она уставилась на блюдо с печеньем.

– Не понимаю.

– Вы с кем-то встречаетесь сейчас? У Томми есть кто-то, кого он может назвать отчимом?

– Нет.

– И никакого… друга нет?

– О чем вы?

Она резко встала и демонстративно повернулась к Рино спиной.

– Мы расследуем чрезвычайно серьезное преступление. Вопрос относится к делу, поэтому я попрошу вас ответить на него.

– Вы лезете ко мне в постель! – еле слышно проговорила она.

– Меня интересует, есть ли у вас друг, который общается с Томми, а не с кем вы спите.

Он сразу же пожалел о том, что сказал, почувствовал, что слова прозвучали слишком резко.

– Никого у меня нет, – прошептала она.

– Хорошо.

– И если хотите знать, я считаю Кима эгоистичным, вечно пьяным куском дерьма, – она повернулась к Рино. – Но есть отцы, которые еще хуже относятся к своим детям. Они уж точно заслужили нечто подобное.

– Но не Ким?

Она покачала головой.

– Я не имею ни малейшего отношения к тому, что случилось. Честное слово.

Рино с трудом подавил осторожную улыбку. Уже давным-давно никто из его собеседников не использовал в качестве аргумента честное слово.

– И никаких мыслей о том, кто это мог сделать?

Ренате опять покачала головой.

– А я так на вас надеялся, – Рино встал из-за стола. – Как я говорил, мы практически уверены в том, что тот, кто это сделал, мстил за Томми. А вы, получается, самый близкий Томми человек.

– Удивительно, как часто в жизни что-то повторяется.

– Вы о чем?

– Томми снова стал пешкой во взрослой игре, как и последние восемь лет. Томми не просил себе таких родителей, каких получил. Жребий выбрал ему отца, который почти не появлялся, который от него отказался. Отец бросил Томми. Подчеркиваю, бросил. И где же в тот момент были защитники закона? Кто постоит за права брошенных детей? Никто.

– Что вы хотите сказать?

– Я хочу сказать, что мальчик все эти годы страдал от отсутствия отца в его жизни и продолжает страдать до сих пор. В общем и целом, поступать так с Томми – это преступление.

– Вы кажетесь довольно жесткой.

– Так и есть.

– Достаточно жесткой, чтобы пожелать зла отцу ребенка?

– Я не имею к этому отношения. Но вы не можете запретить мне радоваться, что с ним что-то произошло. Я рада, что он не умер, но, по мне, он получил по заслугам.

Рино ушел от Ренаты Оверлид с чувством, что она призналась в соучастии в преступлении, хотя ее уверения в обратном казались убедительными. Женщина была чересчур ожесточенной, что-то подсказывало ему, что накопившуюся за столько лет обиду загладить не так просто.

По дороге домой инспектор проворачивал в голове разговор, искал зацепку, которая подтвердит его ощущение, но, увидев в кустах роз возле дома велосипед Иоакима, отложил самокопание до лучших времен. В защиту Иоакима надо было сказать, что за кустами все лето никто не следил. А иначе подобную парковку можно было бы принять за молчаливый протест сына против отсутствующих навыков садоводства у отца. Но сейчас, похоже, накопившиеся эмоции все-таки вырвались наружу.

– Иоаким! Там в кустах тебя велосипед зовет!