В домах, мимо которых они проходили, снова откидывались занавески – это смущало и раздражало. Будто Ковалев был неодет. А у забора напротив, чуть в стороне, стояла сморщенная старушка в черном и прямо-таки впилась в Ковалева взглядом, едва они с Аней повернули на улицу, к своей калитке. Здесь никому не приходило в голову, что это бестактно – так откровенно разглядывать незнакомого человека.
И когда они направились обратно в санаторий, Ковалев опять заметил старушку, стоявшую на том же месте и так же пристально и беспардонно его разглядывавшую.
Ужин был не в пример тише обеда – в санатории оставались только те, кто работает посуточно: нянечки, две воспитательницы, дежурные врач и сестра. После этого Ковалеву позволили поприсутствовать на музыкальном занятии, а потом намекнули, что из санатория можно убираться восвояси до завтрашнего утра, – детям положены тихие игры в группе и подготовка ко сну.
Ковалев постоял на крыльце бывшей усадьбы: сквозь тучи белесо просвечивала луна, путаясь в голых черных ветвях деревьев, как на любимых готических картинках Влады, и аллея убегала в кромешную темноту – на территории почему-то не горели фонари.
И стоило вспомнить, что сейчас предстоит перейти через реку, как сердце стукнуло сильней и странная мысль пришла в голову: в темноте можно попробовать ее переплыть, никто не увидит и не сочтет Ковалева ненормальным… Он тряхнул головой и подумал, что в самом деле сходит с ума и по возвращении в город надо взять абонемент в бассейн, если уж так хочется поплавать. Идея вызвала только тошноту…
Переходя через мост, Ковалев старался пореже смотреть на реку и почаще – под ноги. Он позабыл о купленном фонарике, довольствуясь тусклым лунным светом, а когда луна ушла за плотную тучу, он был уже у самого берега. Вот тогда, ненадолго растерявшись от полной темноты вокруг, он и услышал впереди угрожающий собачий рык. Собак Ковалев не боялся – ни больших, ни злых, ни бойцовых, ни бешеных, а потому не замедлил шаг. Однако собака не поспешила уйти с дороги; напротив, ее угроза превращалась в ярость – и хотя Ковалев не видел пса, без труда представил себе оскаленные зубы и готовность к немедленному прыжку. Впереди блеснули два зеленых глаза, шагах в десяти, уже на насыпи. Здесь наверняка хватало безбашенных цепных псов, которые время от времени оказывались на свободе, и этот был из таких, ведь бездомные собаки редко в одиночку угрожают человеку.
Фонарик, как назло, лежал на самом дне полиэтиленового пакета, под лампочками, и Ковалев решил не тратить время на его поиски: если собака не отступит, это станет проблемой собаки…
Впереди снова блеснули зеленые глаза, рычание смолкло, а когда сквозь тучку пробилось немного лунного света, Ковалев увидел мелькнувший силуэт здорового пса, тут же пропавший в тени насыпи.
* * *
Витька развалился на полу, опершись спиной на стену, и закинул ноги на огромного засаленного плюшевого медведя; рядом с ним скромно сел на корточки Сашка Ивлев.
– Если хоть одна падла завизжит – урою, ясно? – начал Витька строго и оглядел спальню младшей группы.
Обычно спать их укладывали дежурные девочки из старшей группы, это Павлик уговорил Витьку прийти вместо них и пообещал, что будет тихо, в чем вовсе не был теперь уверен. Если кто-нибудь начнет орать – прибегут нянечки и нажалуются на Витьку Зое. Дежурные, правда, тоже рассказывали на ночь страшные истории, но совсем не те, что знал Витька.
Сказать, что Павлик любил старшего брата, – ничего не сказать: Витька составлял самое большое счастье его жизни. Само по себе здорово иметь старшего брата, но такого, как Витька, – это ведь не каждому так везет! Да почти никому… Конечно, у них с Витькой были разные отцы, и у двух их сестер – еще два других отца, и у самого младшего их брата – еще один другой отец. Но мать-то была одна! И сдала Павлика в тот же интернат, что и Витьку, потому что у них обоих астма. Сестру Лену в этот интернат не взяли, у нее никаких болезней не было, и матери, чтобы ее сдать, пришлось через суд лишаться родительских прав, а сестру Катю она из интерната уже забрала, потому что та стала большая и может готовить еду, убирать и сидеть с младшим братом. У младшего брата болезней тоже пока не нашли, и Витька сказал, что матери, может, опять придется сдавать его по суду. Нет, она была хорошая и даже плакала, когда Витька с Павликом уезжали из дома после каникул, но ведь понятно, что ей с детьми некогда и денег не хватает.
– Значит, про волка сегодня будете слушать. – Витька зевнул и похлопал ладошкой рот.
Павлик хотел услышать что-нибудь другое, про волка – это было слишком страшно, особенно здесь, в санатории. Страшней истории про волка была только история про Бабу-ягу…