Водоворот чужих желаний

Они заржали, и в ту же секунду, воспользовавшись их расслабленностью, Катя рванулась в сторону и ударила ближнего, стоящего к ней.

Это был не настоящий удар – куском обломившегося полоза она полоснула ему по лицу наискось, вцепившись в черный скользкий пластик изо всех сил, чтобы удержать его.

– А-а-а! – Парень с криком отшатнулся, зажимая рукой подбородок, из которого на снег закапали темные капли.

– Чуваки, у нее нож!

– Вот стерва!

Не теряя ни секунды, девушка бросилась бежать вверх по склону оврага. Пробежать ей удалось несколько метров, а затем она начала карабкаться, молясь о том, чтобы не скатиться обратно. Полоз в руке мешал, и она не задумываясь, сунула его в зубы.

– Стой, сучка!

Обернувшись, Катя увидела троих подростков, лезущих прямо за ней. Двое других остались стоять возле раненого. Остановившись на секунду, она подождала, пока один из преследователей приблизится, и лягнула его ногой по голове. Удар был слабый, но и его хватило, чтобы парень, потеряв равновесие, покатился вниз, увлекая за собой второго.

Не прислушиваясь к ругательствам и угрозам, доносившимся снизу, Катя лезла вверх – туда, где из-за снежного края вырастали стволы деревьев.

„Только бы не свалиться. Только б не свалиться“.

Бросив короткий взгляд через плечо, она увидела, что последний из ползущих за ней отстал. Неудивительно: Катя карабкалась как зверек – цепкий, проворный, быстрый. Страх по-прежнему оставался в ней, но больше не парализовал движения, не мешал думать и просчитывать действия на шаг вперед. Страх стал ее помощником. От него чутье обострилось, и она безошибочно понимала, куда можно ставить ногу, а какой участок пути нужно обогнуть, чтобы не съехать вместе с лавиной снега.

Когда она выбралась из оврага, то даже не обернулась, чтобы не тратить драгоценного времени. Она опередила их, и опередила изрядно, но у нее не было никаких сомнений в том, что на прямой они быстро наверстают упущенное.

Ей нужно укрытие. Оставаться в парке было равносильно смерти, и Катя, тяжело дыша, побежала обратно к домам, по фасадам которых были разбросаны редкие желтые квадратики освещенных окон.

Маша встала с постели, запнулась обо что-то мягкое и чуть не упала. Внизу визгливо заворчали, и она по голосу узнала Антуанетту.

– Цыц! – тихо, но сурово сказала Маша. – Радуйся, что тебя не раздавили.

Она присела, нащупала в темноте шелковистый загривок и провела по нему ладонью. Терьер быстро облизал кончики пальцев влажным языком.

– А где Бублик? Ты почему на полу спишь?

– Сейчас ты тоже будешь на полу спать! – Бабкин присел на кровати, потер глаза. – Почему колобродишь посреди ночи? Который час?

– Не знаю. Я почему-то проснулась.

Маша виновато пожала плечами, села на кровать. Она и в самом деле не знала, отчего проснулась.

– Сон плохой увидела? – Бабкин положил лапу ей на шею, начал медленно, нежно массировать.

Маша зажмурилась от удовольствия.

– Нет, мне ничего не снилось.

Рука на ее шее замерла.

– А что тогда? – удивленно спросил Сергей.

Удивление его было понятным: Маша спала по ночам, как сурок, и разбудить ее мог разве что Костин плач. Но Костя уже вышел из того возраста, когда дети плачут по ночам. А выражение „не спится“ было к Маше неприменимо.

– Не знаю… Сама не понимаю, правда.

Она зажгла ночник и посмотрела на мужа, щурившегося от света. Заглянула в комнату к сыну: Костя крепко спал, свесив руку с кровати. Маша поправила руку, осторожно прикрыла дверь и прошла по квартире, удивляясь себе.

– Отчего-то ведь я проснулась, правда?

Она вернулась в комнату, где хмурый Бабкин разглядывал двух терьеров на кресле: Тонька забралась к Бублику и теперь пыталась потеснить его. Тот в ответ сонно огрызался.

– Никак не пойму, в чем дело, – проговорила Маша. – И Антуанетта наша лежала на полу, когда я встала. Что совсем ей не свойственно.

– Пакость какую-то задумала, наверно. Хотела тебя за голую пятку цапнуть.

Собака подняла голову и выразительно посмотрела на Сергея.

– Да ладно, я пошутил. Смотри-ка, Машка, она обижается.

– Она вообще умница, – рассеянно ответила Маша, думая о том, что заставило собаку лечь на пол. Антуанетта предпочитала кресло и диван. – Кстати, интересно…

Не договорив, что же ей интересно, Маша встала, ни о чем не думая, подошла к окну и раздвинула шторы.

Внизу, на белом снегу, стояла одинокая маленькая фигурка, и, задрав голову, смотрела на Машу.

– Боже мой! – ахнула та. – Катя!

Бабкин в один прыжок оказался возле жены. Ее поражала эта его особенность – с виду большой и неповоротливый, как медведь, Сергей при желании проявлял удивительную ловкость и быстроту реакции.

– Кто это?

– Это Катя!

– Та самая?

– Да! Сережа, у нее что-то случилось. Я пойду…

– Сиди! – оборвал ее Бабкин, уже стоя с другой стороны кровати и натягивая джинсы. – Никуда ты не пойдешь в первом часу ночи. Я сам за ней спущусь.

Пятнадцать минут спустя он сидел на полу, на пушистой искусственной шкуре, купленной Машей специально для него, и рассматривал девушку, сжавшуюся в комочек на кухонном диванчике.