– Не придет она, успокойся ты! – лениво сказала Седа, запахивая халат.
Диана Арутюновна покачала головой и хотела сделать дочери замечание, но сын опередил ее.
– Как не придет? – хмуро бросил Артур, не оборачиваясь. – Куда она денется? Я ей муж, ты не забыла?
Тихий смех Седы заставил его покраснеть и вцепиться в холодный подоконник.
– Муж, муж, – пробормотала она. – И куда же твоя красавица от мужа ночью ускакала, а? Думаешь, плачет где-нибудь в подъезде? Размечтался! У жеребца какого-нибудь давно в стойле стоит!
– Не смей! – Артур обернулся, и сестра отвела взгляд. – Сказал – вернется, значит, вернется.
Диана Арутюновна тяжело вздохнула: „Видит бог, хорошие дети, славные, любая мать такими гордилась бы. Чуть бы повзрослее были оба! Ох, тяжело…“
– Придет она, – веско проговорила заявила она, и Артур с Седой посмотрели на мать.
По просящему взгляду сына Диана Арутюновна поняла, что сам он вовсе не уверен в том, что Катя вернется, и ее охватила ярость на невестку, посмевшую причинить боль ее дорогому мальчику.
– Ты видела, как она удирала? – спросила Седа презрительно. – Как собачонка перепуганная!
– Вернется, – непоколебимым голосом повторила мать. – Поверьте мне, дети, я людей знаю. Она на крючке. Скажите мне, рыба сама крючок может вынуть, а? Если он глубоко сидит? Вот именно. Ложитесь спать. И ты, Артур, не стой у окна, иди. Спокойной ночи, мальчик мой.
Она ласково погладила сына по голове, с ненавистью подумала о Катерине: „Нет, не вытащить ей крючка, или я ничего в людях не понимаю!“
Диана Арутюровна Ашотян и в самом деле разбиралась в людях. Она только не просчитала, что, кроме рыбака, крючок из рыбы может вытащить кто-то другой.
– Значит, твой Артур занял деньги на операцию у каких-то криминальных личностей, потом не смог отдать долг, и из-за этого вы удрали в Москву, – повторила Маша, нахмурившись.
– Да.
– И ты бросила институт, наврала матери, подругам и стала работать здесь, в Москве, чтобы их обеспечивать. А твой муж и его мать с сестрой боятся выходить из дома, потому что у мафии длинные руки. В смысле их могут найти и убить.
– Да.
– А вечером ты нашла русалку, пропавшую из квартиры твоего соседа, которого убили не так давно. Ее, очевидно, украл и спрятал твой Артур.
Катя не стала повторять „да“ и просто кивнула. В изложении Маши все звучало как-то… неправильно.
– Оставим пока в стороне русалку и убийство, – медленно проговорила Маша. – Но что за дикий винегрет у тебя в голове? Катя, милая, что ты делаешь со своей жизнью?
Катя недоуменно посмотрела на нее.
– Маша, как же вы не понимаете! Я обязана Артуру! До конца жизни!
– Ах, вот оно что! Понятно, понятно…
Маша встала, подошла к окну, из которого был виден краешек дома, откуда сбежала Катя.
– Второй раз с этим сталкиваюсь, – сказала она себе под нос. – Просто удивительно, до чего способно оно довести людей.
– С чем? С чем вы сталкиваетесь, Маша? И что способно довести?
Маша обернулась к ней, тряхнула рыжими волосами.
– С ложно понятым чувством долга. Второй раз за последний год я сталкиваюсь с тем, что ложно понятое чувство долга обрекает людей на совершение таких поступков, которые можно расценить только как медленное уничтожение своей жизни.
– Почему же „ложно понятое“? Разве вы не думаете, что я и в самом деле многое должна этой семье?
– Нет, конечно. Ты ничего им не должна.
– Почему?
– Потому что ты не можешь нести ответственность за поступки других людей. Если только ты сама не попросила их совершить такой поступок. Чем бы ни были продиктованы их действия – заботой о тебе, собственным эгоизмом или чем-то другим, – их выбор был сделан ими самими. Ты просила своего жениха занять денег на твою операцию?
– Что вы… и в мыслях не было.
– Вот видишь. Это было его собственное решение, за которое он сам и должен нести ответственность. Он обратился к людям, к которым нельзя было приходить. Но самое плохое не в этом, а в том, что в результате он подставил и тебя, и свою семью. Неужели твой муж не знал, что не сможет отдать деньги вовремя?
– Я не знаю. Наверное, знал. Маша, но как же так! Он на это пошел ради меня!
– Ты можешь убеждать себя в этом и дальше, – суховато сказала Маша. – Но я вижу результат его усилий: ты стоишь передо мной и боишься возвращаться в собственную квартиру, не говоря уже о том, что последние месяцы врешь всем, кому только можно, и бросила институт на последнем курсе. Если тебе этого мало, продолжай и дальше думать, что ты по гроб жизни обязана своему Артуру.
Она отвернулась к окну. „Черт бы побрал этих порядочных людей, готовых расплачиваться до конца жизни неизвестно за что. Девчонкой манипулируют, а она успешно поддается“.
– Все-таки… – неуверенно начала Катя.
– Если бы Артур убил человека для того, чтобы найти деньги на твою операцию, ты бы по-прежнему считала, что что-то должна ему? – перебила ее Маша.
Катя замолчала. Ей вспомнилось тело Олега Борисовича, закрытое какой-то тряпкой, и его голос, рассказывающий об Антуанетте. Она сглотнула, отрицательно покачала головой.