Водоворот чужих желаний

Теперь Наталья вела себя с ним по-другому: не ловила каждое слово мужа, не бежала сломя голову исполнять любое его пожелание, не затихала робко, если он сердился. Погруженная в себя, она стала холодновата с Колькой, и это тоже было странным и притягательным. Ему нравились такие женщины – с изюминкой, с загадкой.

После рождения сына Колька преисполнился детским восторгом перед женой, родившей ему такого отличного парня. И когда Наталья ухитрилась забеременеть вторым, еще кормя грудью Сережку, оба смеялись от радости. Тогда-то Наталья первый раз заметила, что муж смотрит на нее другими глазами, и не поверила себе. Но Николай и в самом деле пытался проявлять ласку и, кажется, побаивался, что не угодит жене.

Накануне вторых родов Наталья разделась догола, встала перед большим зеркалом, пристально оглядела себя – первый раз за весь прошедший год.

– Красавица, – протянула она, любуясь большим, как арбуз, животом. – Как есть, красавица. Ой, хороша ты, Наташа свет Алексеевна.

И пошла выплясывать как была, нагишом, придерживая живот, в котором возмущенно брыкался собиравшийся вот-вот родиться Сеня.

С тех пор Наталья рожала одного ребенка за другим. На четвертом над ними стали в селе подтрунивать – мол, Колька одних пацанов своей бабе делает, а сами, видать, стараются девчонку получить, все успокоиться не могут. Колька с женой не обращали внимания на смешки, понимая, что им попросту завидуют. Наталья рожала легко, быстро и с каждым ребенком по-прежнему хорошела. Николай трудился на работе и по дому и чувствовал себя счастливым в окружении детей и жены. Каждый из них получил то, что хотел, и после окончательного развала колхоза они, недолго посовещавшись, решили остаться в селе. Николай организовал на пару с приятелем небольшую лесопилку, и хотя доход она приносила небольшой, им хватало на жизнь. Мальчишки в семье Котиков росли здоровые, славные и все, как один – копия отца. Наталья баловала каждого, пока они были маленькими, но после пяти лет воспитывала в строгости. Была у нее удивительная способность – она чувствовала, когда ей врут, – и все ее сыновья с детства усваивали, что мать обманывать нельзя. Во-первых, нехорошо, а во-вторых, все равно бесполезно.

Закончив рассказывать о себе, Наталья Котик покачала головой, и улыбка постепенно исчезла с ее лица.

– Я все о себе рассказываю, а ведь тебе, поди, другое интересно.

– Мне все интересно. Что значит – другое?

Наталья помолчала немного, теребя скатерть, и Макара вдруг окатило предчувствие, что весь ее рассказ был только крошечной прелюдией к тому, что он сейчас узнает.

– Кому счастье она принесла, а кому и несчастье, – сказала она, помрачнев от воспоминаний. – Ты знаешь, что из-за нее человека убили?

– Человека убили… – повторил Илюшин очень медленно, не сводя с нее глаз. – Знаю. В Москве?

– Почему в Москве? Здесь. Только не у нас, нас-то бог миловал, а в соседнем селе. Эй, малый, ты что в лице-то поменялся?! Макар, плохо тебе?!

Она с испуганным лицом наклонилась над Илюшиным, сидевшим неподвижно.

– Спирту нашатырного сейчас принесу! – захлопотала она. – Господи, да что с тобой такое? Парень, сердце у тебя не болит? Скажи, сердце не болит?

– Не болит, – тихо ответил Илюшин, приходя в себя. – Почти прошло. Кого убили в соседнем селе? Кирилла Сковородова?

Наталья ахнула, опустилась на стул.

– А ты откуда знаешь? – недоверчивым шепотом произнесла она. – Ой, парень, не все ты мне рассказал… Убили его, да. Страшную смерть он принял, помилуй господи его душу.

Она перекрестилась, глядя на Илюшина большими глазами, из уголков которых разбегались морщинки.

– А все Мишка Левушин, проклятый! Господи, и как только рождаются такие люди! Он ведь мучил Кирилла, пытал! Всю ночь пытал, пока тот, несчастный, богу душу не отдал. А потом пришел ко мне и все кричал: не та, мол, русалка! Не та! Признавайся, куда ту дела!

Она всхлипнула, вытерла глаза ладонью.

– Пять лет прошло, а до сих пор забыть об этом никто не может – ни у нас, ни в Возничах.

Кириллу Сковородову пришлось вернуться в родное село, потому что вся налаженная жизнь сбилась и вошла в кривую колею.

Он принял, как данность, что русалка не может вернуть к жизни его братьев. Сначала Колька, потом Алешка… И ведь по глупости, по глупости! Колька ввязался в пьяную драку с собутыльниками, Алешка лихачил на мотоцикле и долихачился. Два дня, пока брат лежал в реанимации, Кирилл уговаривал русалку исполнить только это его желание, самое последнее – и все! Не исполнила. Не могла она никого возвратить к жизни, слишком маленькая была для этого, видно. А может, он сам из нее желания вычерпал, вот они и закончились. Потому что после смерти Лешки она и ему больше не помогала, о чем бы он ни просил.

А ведь тогда, когда он забрал ее из квартиры старика-еврейчика, желанница все делала, что он ни загадывал! Братья, конечно, смеялись над Кириллом, но он всегда знал, кто из них троих самый умный. Он-то их на все и подбил – без братьев ему было не справиться.