Воды Дивных Островов

– О сэр! Это мой сын; вчера, отъехав со своими товарами миль на двадцать от сего прекрасного города, мы приблизились к некоему замку, из ворот которого тут же показался рыцарь с воинами. Когда сын мой сразился с этими людьми, они свалили его с коня и связали, а мне и всем нашим людям сказали, что убьют его, если мы шевельнёмся. После они вырезали моему сыну глаза и отрубили руки со словами: «Такую дань берёт Рыцарь Высокой Крепости». После этого они отъехали, увозя с собой на блюде глаза и руки моего сына. Когда они отъехали, я решил броситься следом, чтобы хотя бы убить кого-нибудь из негодяев, но люди мои не позволили этого сделать… Сердце сына моего не выдержало горя и боли, он умер, и вот я здесь.

Тут я решил, что могу добиться славы, возрадовался и сказал старику:

– Алчешь ли ты мести?

Стиснув зубы, он рванул край плаща и сдавленным голосом вымолвил:

– Да.

– Тогда я поеду и попробую убить того рыцаря, если ты покажешь мне путь к Высокой Крепости.

Схватив мою руку, старик выпалил:

– Едем немедленно, о славный рыцарь!

Не спрашивая, кто я и каков в ратном деле, он бросился бегом вниз по лестнице… Надев свой доспех, я последовал за ним.

В путь к Высокой Крепости мы выехали вдвоём, ибо никто не посмел отправиться вместе с нами, и я радовался тому, что выступил в поход против врагов короля, пока Гью пирует за королевским столом. Мысль о возможности неудачи даже не приходила мне в голову.

Когда мы завидели Высокую Крепость, уже начинало светать. По склону холма мы поднялись пешком, ибо подъём был чересчур крут; возле ворот я протрубил в рог, и был зов мой подобен смертному рёву оленя или трубному гласу, который услыхал Балин*.

Створки ворот почти сразу же распахнулись, и из ворот высыпала целая рать – латников тридцать или более, как мне кажется. Среди них верхом на коне ехал рыцарь в красных доспехах, перед нами он остановился – по одну сторону от него стоял слуга с серебряным блюдом, по другую – второй приспешник, с топором мясника, ножом и щипцами.

Рассмотрев нас, рыцарь молвил:

– Значит, старик, ты сам решил выплатить мне положенную дань и даже прихватил с собой ещё одного прекрасного сына! Добрый сэр, как поживает ваша супруга?

Задыхаясь от мрачной ярости, я ответил:

– Мне придётся убить тебя.

Но прибавить что-нибудь я не успел, потому что старый купец с воплем бросился на рыцаря, небрежным движением зарубившего топором коня старика; латники тем временем закололи копьями его самого – словно выдру или какую-нибудь крысу.

После этого они решили было взяться за меня, но красный рыцарь остановил их, сказав: «Я справлюсь сам».

И мы пришпорили лошадей.

И в тот самый миг, когда мы съехались, мне показалось, что кто-то набросил на мои глаза плотную бурую ткань, остриё моего копья соскользнуло с его шлема, и я ощутил боль: не в теле… в небе, во всём мире или где-то ещё.

Не знаю, сколько мучила меня эта боль – казалось, что годы, хотя на деле я выздоровел и поправился за несколько недель.

Ну, а когда я очнулся, не зная, где нахожусь – на земле, на небе или в аду, – то услышал поющий голос.

Я попытался прислушаться, но не сумел, потому что не знал, где нахожусь, и попытался понять это. Словом, я пропускал мимо ушей куплет за куплетом, пока, наконец, не понял, что оказался в королевском дворце.

Постель моя находилась у окна, заглянув в него, я понял, что нахожусь высоко; внизу по улице взад и вперёд расхаживали люди; целая группа их обступила менестреля, устроившегося на краешке фонтана, склонив к плечу голову и положив ногу на ногу. Инструмента при нём не было; он и пел ту самую песню, которую я пытался разобрать:

Честен, добр и силён
На турнирах был он,
Никогда никем не сражён
Славный рыцарь, сэр Гью.
Заслужил он, точь-в-точь,
Королевскую дочь,
Но уехал в ту ночь
От неё, чью красу я пою.
Он помог в добрый час,
Добра рыцаря спас,
Золотых крыльев блеск не угас.
Рыцарь Красный убит,
Он в открытом бою
Жизнь утратил свою,
А убил его славный сэр Гью,
Расколов красный щит.

Повалившись назад, я заплакал, ибо утратил силы после болезни. Надо же! Этот человек оказался идеальным рыцарем, он достоин руки Элис. Ах! Так вот какая слава ждёт меня: никто так и не поверил, что я – сын короля.

Так, размышляя о собственных горестях, бесчестии и предельном одиночестве, проводил я ночи и дни. Никто не заботился обо мне; да если бы кто-нибудь обратился ко мне с любовью, я пал бы на шею этому человеку и умер от слабости.

Но силы, наконец, начали возвращаться ко мне, я стал выходить и, гуляя по дворцу удовольствий, встретил сэра Гью, пребывавшего в собственном обществе.